Последняя акция

22
18
20
22
24
26
28
30

— Послушайте… Как вас там по имени-отчеству? — даже не пыталась вспомнить Крылова.

— Юрий Викторович, — подсказал ей Соболев.

— Так вот, Юрий Викторович, не буду скрывать, что ваш визит не доставил мне огромной радости! — Она заметно волновалась. — Но тем не менее вы обязаны мне рассказать все детально, как пропала Ксюша… — Она перевела дыхание и вытерла испарину, выступившую на лбу от волнения. — Поэтому примите, что ли, душ, я не знаю… — Она сомневалась в этичности своего предложения. — И давайте поговорим — разговор будет долгий. — Она бросила ему тапочки и исчезла в одной из двух комнат. Пока Юра переобувался, она положила на спинку кресла мужской халат и банное полотенце. — Думаю, вам будет в самый раз, — указала она на халат. — А я пока чего-нибудь приготовлю — не ела со вчерашнего дня, как уехала из вашего проклятого лагеря! — Голос ее при этом смягчился, видимо, от жалости к себе. — Да, и повесьте свою одежду на веревку в ванной! — крикнула она уже из кухни.

На веревке в ванной уже висело ее розовое шифоновое платье. «Она всю одежду подбирает под цвет стен в своей квартире?» — сострил про себя Соболев, разглядывая розовые стены ванной комнаты. Розовым здесь было все — кафель, сама ванна, раковина… Только пол сиреневый да потолок… «Бог ты мой!» — воскликнул Юра, увидев свое испуганное лицо в зеркальном потолке…

Они сидели за столом на кухне, ели яичницу с окороком, запивали красным вином, привезенным Крыловой из Испании, и Юра рассказывал ей грустную повесть о девочке Ксюше в образе маркиза Карабаса. Он снова все прокрутил в своей памяти — взрыв «дымовушки», люк и заводную мышь вместо Карабаса. Он вспомнил, что сегодня ему снилась эта самая мышь — она металась по сцене и хохотала Ксюшиным смехом, но об этом Юра умолчал. Время от времени Полина курила в открытую форточку, и нарастающий шум дождя только прибавлял грусти.

— Вы меня извините за вчерашнее, — сказала она вдруг. — Я понимаю, что неправа… нашло что-то… Надо было на ком-то выместить боль и гнев… — Полина замолчала и тихо заплакала. Он не знал, как ее утешить, но она и не нуждалась в его сочувствии, она включила магнитофон, и хор испанцев запел андалузскую народную песню «Изабелла Севильяна».

Теперь уже можно было плакать в голос.

— Мне пора, Полина Аркадьевна, — засобирался Соболев.

— Куда вы в такой дождь? — вытерла она слезы. — У вас ведь и зонта нет?

Он развел руками:

— Остался у бывшей жены…

— У вас и жены нет? Бедняжка! — язвительно посочувствовала она. — А когда уходит последний автобус до лагеря?

— Уже ушел.

— В таком случае, переночуйте у меня — утром уедете, — запросто предложила она.

— А вы не боитесь — с незнакомым мужчиной? — с пошлой улыбкой поинтересовался Юра. Он сам не понимал, почему у него все так по-дурацки выходит, и ужасно злился на себя в душе.

— Вы — идиот! — хрипло выговорила Полина. — Я боюсь оставаться одна! Неужели это непонятно? — Она закрыла ладонями лицо и быстрым шагом покинула кухню.

Юра снова присел на табурет, посмотрел на мягкие тапочки, которые подошли ему по размеру, на зеленый махровый халат — чуть великоват, но не смертельно. «Где же тот мужчина, кому все это было куплено? — подумал Соболев. — Его утешений она, по всей видимости, не ждет». Он также поймал себя на мысли, что ужасно соскучился по такой уютной, домашней обстановке. За окном шел дождь, а здесь заливалась гитара, шумели трещотки, стучали кастаньеты, хор испанцев пел про какую-то Изабеллу.

— Где же его черти носят? — волновался Михаил.

— Ты хочешь, чтобы черти принесли его сюда? — улыбнулась в темноте Лариса, завивая кудряшки на его груди, и, вспомнив что-то, засмеялась.

— Ты чего?