— Это мое личное дело! Я вас в гости не звал! И глумиться над своей несчастной душой не позволю! — Увидев смятение в рядах противника, произведенное его декламацией, Матуйзо все больше входил во вкус. — Как смеете вы своими грязными лапами касаться артиста? Жреца священного храма?!
— Блядь ты, а не артист! — бросил ему в лицо Блюм, после чего неблагодарная публика покинула зал. Они вышли на улицу Фрунзе, и Миша медленно побрел вдоль железного бортика, отделяющего тротуар от проезжей части, внимательно глядя себе под ноги.
— Что ты там ищешь? — скептически улыбнулся Вадим. — Что надеешься найти после такого дождя?
— Ты лучше объясни мне, Вадик, чего он расхорохорился, этот педик? — у Блюма получилось почти в рифму. — Неспроста, я думаю. Он в этой истории играет не последнюю роль.
— На то он и артист, чтобы играть какую-то роль, — заметил Жданов, продолжая шествовать дальше. Метров через десять он оглянулся — Блюм рассматривал что-то, сидя на корточках.
— Как тебе нравится эта штучка? — обратился он к Жданову, когда тот присел рядом. Блюм выковыривал веточкой акации застрявшую в бордюре пластиковую фигурку диковинной формы. Со стороны это выглядело так, будто двое взрослых мужчин впали в детство.
— Интересно девки пляшут — по четыре штуки в ряд! — вспомнил давнюю присказку Жданов, глядя на розовую фигурку.
— Даю голову на отсечение, что в головоломке на столе у Маши не хватает одной фигурки!
— Значит, здесь ее посадили в машину! — заключил Вадим.
— Да, — подтвердил Миша. — Вызывай-ка, Вадик, ребят! Пусть поспрошают окрестных жителей, что за машина стояла вчера в районе пяти часов вечера на этом самом месте. Чем черт не шутит — может, какая-нибудь старушка глядела от нечего делать в окно и сфотографировала негодяя. Мы к ней в гости, а она нам — негативчик!
Он осторожно вставил в замочную скважину ключ. В будний день все должны быть на работе. Дверь со скрипом отворилась, и Миша проскользнул в коридор.
— Явился — не запылился! — раздалось у него за спиной.
Маленькая женщина с лихорадочным блеском в глазах, скрестив на груди руки, исподлобья напряженно смотрела на него.
— Ты почему не на работе? — Блюм явно не ожидал такого поворота событий.
— На больничном по твоей милости! — Как ему могли нравиться когда-то эти вытаращенные голубые глаза?!
— Я тебя вроде не бил? — пытался припомнить Миша.
— Зато друзья твои постарались!
— Какие друзья?
— Тебе лучше знать какие! Раз ты даешь им ключи! — Лика обычно заводилась с полуоборота. Уже все вокруг стали замечать, что она психически больна. Миша не раз пытался уговорить ее подлечиться, однако подобные разговоры заканчивались истерикой. Ему было жалко жену, но жить с ней он больше не мог.
— Объясни все толком, — специально понизил он голос. — Я никому ключей от квартиры не давал.