Глава 8
Что она знала о Мексике кроме двух-трех глупых сериалов да монументальной живописи Сикейроса? Что она знает о Мексике теперь? То, что эту грязную, дико криминальную страну с вонючими, приставучими мексиканцами населяли некогда цивилизованные ольмеки, ацтеки и бог знает кто еще! Куда они все подевались? Оставили пирамиды покруче египетских и канули в небытие. Она даже записала у себя в блокноте имя самого крутого их Бога, к храму которого ездила на экскурсию от нечего делать. Записала потому, что не только запомнить, но и выговорить это безобразие невозможно. Кетцалькоатль — вот как! Знай наших! А наипервейшего врага этого Кетцаля звали… Сейчас погляжу! Тецкатлипок! Не хухры-мухры имечко?
Вера Сатрапова, смуглолицая брюнетка, тоненькая, как прутик, с большими желтыми с поволокой глазами, с широким ртом и немного утиным носом на худеньком лице, сидела за столиком ресторана «Мирамар» в славном городе Акапулько, на «самом шикарном курорте Тихоокеанского побережья», как говорилось в проспектах, и теребила длинными с кривинкой пальцами цветастую одежку незамысловатой куколки, купленной у индейца за десять песо еще в Мехико. Она назвала ее Дунькой и во время поездки часто с ней беседовала и даже советовалась.
В несколько дней город ей опротивел настолько, что ее тошнило от всего — от пищи, напитков, сумасшедших прыгунов, что ныряют с двадцатиметровой скалы в узкую бухту, от «мексиканских рож», но больше всего от Хуана Рамона, ее бесплатного гида, которого выделила фирма. Хуня — так они с Дунькой его прозвали — косил под европейца, всегда был при костюме, даже в самую невыносимую жару. Он напоминал ей представителей среднеазиатских республик, и ей часто хотелось ему сказать: «Салам алейкум, Хуня!» — но она сдерживалась, предвидя долгие объяснения. Хуан Рамон довольно сносно говорил по-русски — учился когда-то в Москве.
Вера сделала глоток текилы — водки из перебродивших «кочерыжек» агавы — и закусила какой-то диковинной рыбой, обвалянной в панировочных сухарях. Хуан Рамон научил ее пить текилу, добавляя в бокал щепотку соли и лимон. Головная боль от полуденной жары постепенно утихла. С утра она загорала на одном из пляжей Кондезы, но окунуться так и не рискнула из-за сильного прибоя. Освежилась в бассейне отеля, в котором жила.
В пять вечера они с Хуаном Рамоном договорились встретиться в «Мирамаре». «Только не опаздывай, — театрально заломив руки, умоляла она — мексиканцы любят насыщенную жестикуляцию, на уровне глухонемых — это она усвоила, когда волей-неволей приходилось смотреть вместе с мамой их бесконечные сериалы. — Сам знаешь, после шести я вряд ли доберусь до отеля, не ограбленная и не изнасилованная! Если вообще доберусь». Хуан Рамон понимающе кивнул: «Конечно, конечно!»
«Где же этот мерзкий Хуня? — выспрашивала она у Дуньки, нервно снимая через голову куклы пестрые одежки, а потом одевая их вновь. — Уже половина шестого. Где ходит этот мудак? Может, он тоже решил заработать прыганьем со скалы? Нет, — возразила она сама себе, — Хуня не такой отчаянный смельчак. Хуня — трус из трусов! Он умеет только лапать таких, как ты, безобидных и кротких. — Дунька предстала перед ней во всей своей уродливой наготе. — А я вот залепила ему позавчера такую пощечину, что он теперь вокруг меня на задних лапках ходит. Повез меня в этот… Как его? Без текилы не выговоришь. Сейчас гляну… Вот — Теотиуакан! Мать твою! Это, говорит, место, где люди общаются с богами. А сам меня хвать за задницу! Вот так общение с богами! Тут я ему и залепила — звон стоял на весь Тео-тиу-акан. Аж в пирамидах эхом отдавалось. Учись, Дунька, пока я жива!»
— Вера, — позвал ее мужчина лет сорока, только начинающий лысеть, при этом в зачесанных назад иссиня-черных волосах не было видно ни единого седого волоска. «Наверное, красится», — решила в первый же день знакомства Вера. Мужчина носил короткие европейские усики и имел неприятную привычку теребить их во время разговора. Сегодня на Хуане Рамоне были ослепительно белый костюм и рубашка цвета морской волны. — Я, кажется, опоздал?
— Ничего себе «кажется»! — возмутилась Вера. — Я тебя уже сорок минут жду! Ты хочешь, чтобы я навеки осталась в Акапулько?
— Вера, не сердись — я тебя провожу! — Он присел напротив, но не стал ничего заказывать.
«Он проводит! Герой! — Она опустила глаза, обращаясь к Дуньке, которая лежала у нее на коленях, — Вера мгновенно убрала ее под стол, как только появился Хуан Рамон, будто испугалась, что тот начнет приставать к «бедной девочке». — Как бы нам с тобой, Дуняша, не пришлось отбивать этого героя от местной шпаны!»
— Не сердись, — еще раз попросил он. — Я принес тебе бумаги, подтверждающие, что деньги на счет вашей фирмы отправлены, потому и задержался.
— Что же ты сидишь? Доставай, показывай! — Вера чуть не прыгала от счастья. Ее миссия в Акапулько подходила к концу. Из-за этих несчастных бумажек она опасалась, что ей придется продлять визу.
Хуан Рамон не торопясь раскрыл кремового цвета дипломат. Он так ослепил ее своим сегодняшним нарядом, что дипломата в его руках она вообще не заметила. Хуан Рамон долго рылся в целой кипе бумаг.
«Что он там копается? — Вера теряла терпение. — Где не надо, он очень скор!»
— Вот, — протянул он ей наконец две какие-то бумажки, которые Сатрапова немедленно разложила перед собой и принялась изучать. Оторвавшись от них, она впервые за пять дней пребывания в Мексике улыбнулась мексиканцу, да еще такой улыбкой, от которой любой мужик сошел бы с ума, не говоря уж о Хуане Рамоне.
— За это надо выпить, — предложила она.
«За это» они не только выпили. Спустя примерно два часа Хуан Рамон держал в своих широких ладонях, как драгоценный сосуд из Музея антропологии, ее голову в спутанных мокрых волосах, разметавшихся по подушке. Он целовал ее острые, совсем еще девичьи груди и входил в нее медленно и равномерно. Так парусник покачивается на волнах от легкого бриза. Вера тихо постанывала. А под кроватью валялась Дунька с оторванной головой — голова закатилась под тумбочку с телевизором. В телевизоре беззвучно пели три мужика в сомбреро.
Блюм выложил Ивану все и в то же время не совсем все. Он по-прежнему никак и нигде не упоминал Соболева, но подробно изложил обстоятельства похищения Маши Преображенской. При этом Стацюра и вида не подал, что знаком с Анастасией Ивановной. Удивил Ивана рассказ Миши о сумасбродном леснике Калмыкове.
— А его ты зачем сюда приплел? — Стацюра, по обыкновению, крутился в своем кресле, зажав в кулачок подбородок. — Не можешь найти преступника и хочешь свалить все на ведьм и упырей? Так дело не пойдет, Мишенька!
ebooksa