Мы живем рядом

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что же сделали вы? — спросил наконец Гью Лэм. — Вы поднялись и спасли вашего друга?

— Мы пошли к нему, я решил во что бы то ни стало добраться к нему. Голодный, изнемогая, я хотел идти туда, но кули сказали, что они пойдут в базовый лагерь, возьмут еще теплой одежды для больного и продукты. Они ушли. Потом они вернулись ко мне, и я пошел с ними наверх. Но метели преградили нам путь. Мы добрались до шестого лагеря, и тут я сам упал. Сил моих больше не было. Снизу никто не пришел. Я попробовал идти еще раз. Ничего не получилось. Погода ухудшалась с каждым днем. Горцы, несколько самых сильных, сказали, что пробьются, чтобы спасти его. Они ушли. Я их отговаривал, уверял, что это чистое безумие, но они ушли...

— Они ушли! — повторил за ним Гью Лэм и огляделся, как будто сидел не в комнате и не видел Гифта, который, не проронив ни слова, молча следил за рассказом, готовый где-то вставить свои слова, но рассказ пришел к концу.

— Они ушли, больше их никто не видел. Я приказал свернуть экспедицию, и мы ушли все от этой горы. Мы должны были или все погибнуть, или оставить наши напрасные попытки. Мы вернулись на основную базу.

Гью Лэм сидел с каким-то недоумевающим лицом, как человек, потерявший нить рассказа и тщетно пытающийся восстановить эту прерванную связь. Но его волнение было таким сильным, что он даже провел несколько раз рукой по голове, потом все как-то прояснело перед ним, и он спросил:

— Как звали вашего... ну, который там остался?

— Это был доктор. Найт, химик.

— Что? Как доктор Найт?! — почти закричал в каком-то ужасе Гью Лэм.

Молчаливый Гифт подвинулся к нему, рассматривая его так, точно видел первый раз.

— Так, доктор Найт, химик. Это вам что-нибудь говорит?..

— Как говорит, как говорит! — задыхаясь, шептал Гью Лэм: ему не хватало голоса. — Джордж Найт — это мой двоюродный брат. Нет, вы сочинили это!

— Я ничего не сочинял. Это известно и даже было в печати.

— Да, конечно, — сказал Гью Лэм, проведя рукой по лицу, точно снимая с себя паутину, которая ему мешала смотреть. — Джордж Найт. Он так погиб. Хороший человек, хороший ученый! Если бы вы знали, как плакала его невеста!.. Она хотела покончить самоубийством. К чему я это говорю?..

— Подождите, Гью Лэм, — сказал Гифт. — Разве вы не знали, как он погиб?..

— Нет, я не знал. Я знал только от его невесты, что он погиб в горах. Несчастный случай... Я не знал... Но я чего-то не понимаю.

— Чего вы не понимаете? — сказал Фуст, ставший бледным и злым.

— Как же так? — Гью Лэм сделал попытку приподняться. Он встал и, держась за стол, бессмысленно смотрел на стену. — Как же так?.. А, я начинаю понимать!.. — Он посмотрел теперь с каким-то петушиным задором на Фуста. — А, я все понимаю теперь! Вы бросили его умирать. И только эти честные горцы пошли его спасать, — и они погибли. Я теперь все представляю. Он погиб на Белом Чуде. О, как вы меня напоили!.. Ничего! И вы, вы были там рядом...

— Горы — суровое занятие, и там человек всегда между последней победой и последним поражением, — сказал мрачно Фуст.

— Это красиво, да, да, то, что вы сказали! Но это не так! Вы бросили его одного, одного, и он умирал, он ведь, вы сказали, — Гью Лэм странно протрезвился, — он ведь очнулся, он, наверное, кричал, и вы слышали его крики, и вам было все равно! И вы ушли... Но ведь так не поступают настоящие люди! Так поступают... Нет, я не скажу! Я хочу только, чтобы вы признались мне, что вы его бросили. Вы, может быть, струсили? Но как же это так? Разве эти нищие дикари, эти горцы храбрее и сильнее вас? Почему они пошли? И они погибли... Вы бросили и их... Нет, я не знаю, кто вы... Бедный Джордж, бедный Джордж, в какую ловушку ты попал! Боже! Боже!

Он сел за стол и заплакал. Слезы текли по его лицу, и он размазывал их, как ребенок, он вытирал руку о пиджак. Он смотрел какими-то округленными глазами, и слезы катились из этих глаз; и казалось, что все внутри него содрогается...