Мы живем рядом

— О!.. Ты мне об этом расскажешь после, это серьезно, — сказал папаша, —ты молодец, из тебя выйдет настоящий завоеватель!

«Великий курьез нашего времени»

Каждое утро, умывшись и одевшись, мы проходили по широкой террасе, спускались по узкой лестнице во двор и шли или под навесом, или по двору в ресторан нашего отеля завтракать.

И каждое утро из-за колонны выходил один и тот же человек и назойливо махал перед нашими глазами огромных размеров визитной карточкой. Карточка была вся исписана разными шрифтами.

Так как он делал это молча, мы тоже молчали и только коротким движением руки давали ему понять, что в разговор вступать не намерены.

Человек этот был плохо выбрит, на нем был старый, засаленный пиджак, бархатная жилетка, длинные стоптанные туфли на ногах. Рука его, державшая визитную карточку, была исчерчена синими жилами, на пальцах блистали огромные кольца с фальшивыми камнями. И весь он был какой-то фальшивый и изломанный, противный и грязный.

Почему мы с ним не заговаривали? Потому что стоило только остановиться или спросить у него что-нибудь по поводу его огромной визитной карточки, как это бы стоило нам рупию, а то и две. Такие джентльмены даром времени не теряют.

Вот почему каждое утро мы отбрасывали его с дороги коротким легким жестом, и он покорно отступал. Потом он пригляделся к нам и уже при нашем появлении не выходил из-за колонны, за которой, как тигр, караулил свои жертвы.

Но все же из любопытства я пробовал на ходу прочесть хоть самую большую надпись на середине карточки. Мне удалось прочесть. Там было написано: «Я великий курьез нашего времени».

Мы спросили у друзей, что это значит и кто этот загадочный человек. Нам сказали:

— Никакой загадки нет. Это шарлатан, который предсказывает на разных цветных картинках будущее, гадает по руке и показывает фокусы. Сам себя для рекламы называет «великим курьезом нашего времени». Правильно, что вы не вступаете с ним в разговор. С ним не надо разговаривать.

«Великий курьез нашего времени», по-видимому, все-таки нет-нет да и ловил доверчивых людей, потому что его походка и наглое выражение лица выражали временами полное удовлетворение самим собой и своими успехами.

Однажды утром за завтраком в ресторанной зале мы обнаружили новых приезжих. За дальним столиком, в том молчании, в каком любят завтракать европейцы в Индии, сидел маленького роста человек в военном френче без погон и без всяких знаков отличия. С ним сидела толстая маленькая женщина с покрасневшими от слез узкими глазами, а напротив них сидели девочка и мальчик, по-видимому брат и сестра.

Им ужасно хотелось нарушить молчаливый завтрак, поиграть ложкой или вилкой, но строгий взгляд отца и укоризненный — матери сейчас же направлялся на них, и руки покорно опускались.

Иногда маленькая женщина начинала тихо, но быстро говорить им что-то очень серьезное, отчего девочка и мальчик еще больше съеживались и потом шли, как два котенка, держась за юбку матери с двух сторон.

— Это китайский генерал, гоминдановец, чанкайшистский генерал, — сказал нам слуга. — Побитый, — добавил он, — их тут много появилось в последнее время. Они бегут из Синцзяня: кто побогаче — на самолете, кто на машинах, а кто и на верблюде и на чем можно. Вот этому не повезло. Все, что там награбил, все пришлось оставить и бежать налегке. Жена говорит: «Уже третий раз от красных бежим. Куда бежать дальше, не знаем». Все ночи плачет, что много богатств потеряли. Вон у нее какие глаза красные!

Слуга пакистанец говорил это не только без всякой тени сожаления, но даже с большим удовольствием.

Китайский генерал вечером после обеда выходил в соседнюю залу, где топили крошечные каминчики по случаю зимы, и сидел в кресле. Он всматривался в пламя, а его жена сушила свой платок на маленьком огне. Дрова, привезенные с гор, смолистые и крепкие, трещали, и угольки летели в стороны.

Слуга, проходивший мимо, взглянул мельком на них, усмехнулся и сказал:

— Так им и надо: плохие люди — свой народ выгнал...