Две недели в сентябре

Громыхающие тележки носильщиков, путаница с платформами, визг поездов, заблудившийся муж – однажды, купив билеты, он вышел не с той стороны, – ад предстал бы для миссис Стивенс раскаленной добела Клэпем-джанкшен, а черти в нем носили бы форменные фуражки.

Но если Клэпем-джанкшен была самым большим из ее страхов, то путешествие в поезде до предела истощало ее терпение. В первую субботу сентября, когда они уезжали, в вагоне всегда было полно народу. Однажды кому-то из пассажиров стало дурно, и он глухим голосом попросил открыть окно. А в другой раз – несколько лет назад – с одной женщиной в углу купе случилось нечто вроде припадка: она стучала каблуками по полу и стонала. Миссис Стивенс тогда вся похолодела от ужаса. Это происшествие продолжало время от времени сниться ей, и с тех пор она, садясь в вагон, первым делом с неизменной тревогой вглядывалась в лица попутчиков, отчаянно надеясь, что у них будет отменное здоровье и непринужденный вид. Если же кто-то казался бледным и болезненным, она старалась отгородиться от него, прячась за спинами других пассажиров и презирая себя за трусость.

Впрочем, одна неприятность по мере взросления детей отпала, потому что в детстве Мэри всегда тошнило в поезде – тошнило с поразительной регулярностью, сразу после поворота на выезде из Доркинга. Миссис Стивенс пробовала не кормить ее, пробовала давать ей леденцы с резким мятным вкусом – все безрезультатно. В конце концов ее соседка миссис Джек, чью маленькую Аду укачивало точно так же, поделилась с ней отличным планом. Перед путешествиями на поезде миссис Джек всегда клала к себе в сумочку два-три бумажных пакетика. Они быстро открывались, легко применялись по назначению, и их было удобно выбрасывать в окно. Миссис Джек научилась очень ловко обращаться с ними и иногда хвасталась, что успевает расправиться с пакетиком прежде, чем ее удивленные попутчики понимают, что произошло.

Миссис Стивенс ненавидела эти поездки. Она никогда особенно не любила читать. Погрузиться с головой в книгу или журнал она не могла. В дороге она до рези в глазах разглядывала багажную полку и зловещую сигнальную цепочку красного цвета.

И все же сейчас, хлопоча над ужином, поднимая крышку кастрюли и переворачивая вилкой кипящую говядину, она была счастлива и почти ликовала от того, что вечером неожиданно проглянуло солнце, – она была счастлива, потому что отпуск приносил огромную радость остальным. Она очень ждала их возвращения домой; ей не терпелось отправиться в дорогу и в то же время не хотелось уезжать, когда дом на один вечер стал лестницей, ведущей к свободе.

Была и еще одна причина, по которой в этом году она побаивалась отпуска чуть меньше. Дик и Мэри росли. Дику было уже семнадцать, а Мэри почти двадцать. Пару раз за последний год Дик туманно намекал, что хочет сходить с друзьями в поход, а Мэри заговаривала о том, как весело несколько девушек из ее швейного ателье провели время на ферме.

Теперь Дик и Мэри часто гуляли по вечерам. Каждый четверг они ходили на танцы в Сент-Джонс-холл, но были у них и другие развлечения. Дома в последнее время все стало не так, как раньше, и отпуск должен был не разлучить их, а наоборот, сплотить. В прошлом году Дик только заканчивал школу, а теперь уже устроился на работу. Похоже, эта работа ему не слишком нравилась. Отпуск пойдет ему на пользу, и, возможно, все уладится. Один Эрни, третий и самый младший ребенок, все еще учился в школе: Эрни было всего десять лет, и в последние два года, сам того не осознавая, именно он задавал настроение отпуска, веселясь и вовлекая остальных в шумные игры.

К счастью, намеки на то, чтобы провести отпуск по отдельности, кончились ничем, потому что, когда настал день заказывать комнаты, никто не сообщил о других планах. Дик как будто рвался в Богнор еще больше с тех пор, как начал работать, и это казалось миссис Стивенс немного странным.

Дождь совсем прекратился; светило солнце. Миссис Стивенс достала из кухонного ящика скатерть и пошла в столовую.

Эрни, наконец выбравшийся из дома, играл с теннисным мячом, кидая его в стену.

– Ноги промочишь! – крикнула миссис Стивенс.

– Тут сухо! – отозвался Эрни.

Часы на местной церкви Святого Иоанна пробили шесть. Cкоро вернутся все остальные. Как хорошо, что они все-таки смогут провести отпуск вместе! Будет чудесно, если в течение этих двух недель погода не испортится и все насладятся отдыхом, как и раньше.

Глава II

– Итак, – сказал мистер Стивенс, пододвигая стул. – “Список очень важных дел”. Ужин был окончен. Миссис Стивенс и Мэри уже убрали со стола. С мытьем посуды придется пока подождать. “Список очень важных дел” был одной из семейных шуток. Точнее, шуткой было само это название, потому что смысл в нем заключался самый серьезный. Перед тем как уехать на две недели, нужно переделать много дел, а чтобы избежать лихорадочной суеты, следует придерживаться плана.

Мистер Стивенс достал лист бумаги, сверху донизу исписанный карандашом. Это был результат тщательно отобранного многолетнего опыта, который накапливался и совершенствовался с каждым отпуском, пока не получился безупречный в своем роде список, о каком можно только мечтать. Иногда они даже давали его друзьям.

Мистер Стивенс снова зажег трубку, смахнул со стола табачный пепел и прочистил горло. В последние дни семья редко собиралась за столом, и он с энтузиазмом ухватился за эту возможность.

Дик сидел напротив отца, выставив локти вперед и подперев подбородок ладонями. Миссис Стивенс, напоследок окинув комнату беглым взглядом, спрятала судок со специями в буфет, заняла свое место в кресле у камина и безучастно уставилась на бумажный веер, лежавший на решетке в пустом очаге. Ее руки вспорхнули к вырезу блузки и быстро опустились на колени, как будто этот короткий жест уже утомил их.

Ужин прошел прекрасно. Поначалу они, пожалуй, слишком усердно пытались создать праздничное настроение, как будто побаиваясь, что за прошедший год очарование последнего вечера перед отъездом могло улетучиться, – но постепенно все пошло своим чередом, и дух прежних вечеров вернулся, как по волшебству.

Они забрасывали друг друга вопросами, в ответ получая встречные вопросы. Будет ли там опять дядя Сэм и его менестрели?[1] По меньшей мере лет пятнадцать дядя Сэм совсем не менялся, а ведь он наверняка ужасно старый. А те самые Пьеро будут? Не перекрыли ли пешеходную дорожку, которая вела к морю через лужайку клевера, – говорили, на ней собираются что-то строить? Будет ли опять играть настоящий военный оркестр? Слушать его куда интересней, чем обычный. Мистер Стивенс время от времени умолкал, потому что был уже далеко – пробирался по холмам с тростью и трубкой, в расстегнутой рубашке, подставляя грудь и непокрытую голову солнцу и ветру.