– Забирай обратно свои плохо намалёванные бумажки, и отдай мне одну мою «бумажку-конвертибле»!
Жулик от искусства понял, что мы уже давно не шутим и с большой неохотой, но отдал всё же сдачу. Ну и жульё! Пыздэ-эсь!
Увидели картину-примитив в стиле Ривера – Пиросмани [130]: на фоне ядовито-зелёного кафеля в ванной стоит голая бабища спиной к зрителям, и в зеркало смотрится. Такая вся розовая, пышущая и квадратно-гнездовая [131]:
– 45?! Каро!
– Каро?
– Каро-каро… [132]
– Пацаны, я не хозяйка. Просто продавец: 40.
– 30.
– Но.
– 35!
– Но посибле.
– За 35 «но посибле»?!
– Я только продавец: 40.
Я тётке заговорщически шепчу на ухо, указывая в сторону нашего всегда либерально-гуманитарно настроенного Боббы:
– Тряси вон ту тугую «мошну». Расписывай про композицию, про центнеры, про краски. Про то, что охры одной килограмма полтора пошло. Давай вместе его разведём, я тебе помогу. Только мне потом за 35.
– 40.
– Щас уйду! И «мешка денежного» уведу! Вот, смотри: топ-топ-топ… ухожу.
– 40 и баста!
Кремень-баба! Так и не сдвинулась ни на грамм. Пришлось вместо «миллиона алых розовых кубометров любимого женского тела» взять «Пластилиновую корову» в том же примитивистском стиле [133]. Правда, с «Коровой» тоже казус произошёл, но уже на родине: нашего покровителя искусств Боббу Мамонтова [134] с этой Бурёнкой домой не хотели пускать. Пришлось выбирать. Так она теперь в его рабочем кабинете в стиле «марине» пытается сочетаться с африканскими масками и чучелами рыб. На контрасте.
На днях история