Я и это переживу

22
18
20
22
24
26
28
30

Пётр посмотрел на дочь, погрозил пальцем:

– Ай-яй-яй! Вот мама сейчас ата-та тебе сделает!

Ульяна гордо оглядела причинённый ущерб, и вдруг радостно засмеялась, захлопав в ладошки:

– Игоська, игоюска! – повторяла девочка.

– Что там за «игоська»? Хоть узнать наконец! – Петя заинтересованно слез с дивана, поспешил к дочке, которая уже сидела на корточках, проворно разрывая напополам какую-то фотографию. Один фрагмент она отбросила, а второй прижала к сердечку.

Ира, привлеченная шумом, зашла в комнату. Прямо ей под ноги, причудливо закручиваясь, как кленовый «вертолётик», спланировал кусок фотоснимка с её первой регистрации брака. Она в платье невесты.

– Ты чего это хулиганишь? – строго спросил Пётр, аккуратно забирая у девочки остаток карточки. Посмотрев, изменился в лице:

– Игоюска? Ира, как ты это, твою мать, объяснишь? Почему наша дочь мало того, что знает твоего бывшего перца, так ещё и любит его, судя по всему? Сколько у неё этот грёбаный «игоська» с языка не сходит? Месяца три?

Как среди старых квитанций и всякой архивной и в основном, не очень нужной документации, затесалась совместная фотография Ирины и Егора, она и сама не знала. У неё не было цели вымарать первого мужа из своей жизни так, чтобы ничего о нём не напоминало. Да и Пётр этого не требовал. Но тот факт, что малышка испытывает столь тёплое чувство к дяденьке, о существовании которого и знать не должна, оказался для него непростительным.

– У меня сразу всё на свои места встало, – заявил Петя. – Вот почему ты и на дочку всё время раздражена, и ко мне никакой страсти не проявляешь. Тебе он нужен, и ты жалеешь, что Уля – моя.

Девочка начала хныкать, колотить ладошкой отцу по коленке.

– Что, маленькая, испугалась? Папа же не на тебя сердится, – наклонился Пётр к Ульяну.

– Игоюську мне отдай! – потребовала кроха.

Пётр испепелил взглядом Ирину, накинул на себя какую-то ветровку, и прямо в домашних шортах ушёл на улицу. Благо стоял тёплый августовский вечер.

А Ира не знала, что делать дальше. Она боялась подойти к собственному ребёнку, который сейчас пугал её до жути. И понятия не имела, как объяснить мужу то, что он видел. Она и сама не знала, что это. Если до этого какие-то странности в общении с дочкой казались ей надуманными, мол, это всё послеродовая депрессия, нервишки шалят, это я себе нагнетаю, то теперь-то, теперь как? Ведь Пётр видел то же, что и она.

Что ему сказать? Знаешь, дорогой, мне кажется, душа моей бывшей свекрови вселилась в нашу дочь? Или нет, как там правильно? Реинкарнировала? Ведь это же бред! Пётр ни на секунду ей не поверит, решит, что она в его отсутствие вместе с ребёнком бегает на свидания к Егору, а теперь придумывает совершенно тупые отмазки. И это в лучшем случае. В худшем – отправится она в психиатрическую лечебницу. Как ни крути, с Петром нормально ситуацию разрулить не выйдет.

Ночевать муж домой не пришёл, на звонки не отвечал. Ирина отправила ему сообщение: «Петя, не знаю, как тебе объяснить то, что случилось. Клянусь, с Егором я не встречалась, тем более Ульяна его никогда не видела. Как-то разбирала при ней старые фотографии, сказала, что это Егор, как Егорушка, которого мы в мультике видели».

Так себе объяснение. Условно-достоверное, поскольку, даже если бы это было правдой, неясно, почему один раз увиденное изображение настолько поразило детское воображение, что девочка постоянно звала этого самого «Егорушку». И что за мультфильм такой? И почему тогда Ирина не догадалась, что «игоська» – это и есть Егорушка, если они и правда про него сказку видели? Словом, очень шаткая теория с кучей слабых мест. Поверить в неё можно, только если очень этого возжелать.

Написав мужу, хоть как-то успокоив этим самым нервы, Ирина глубоко вздохнула и посмотрела на дочь. Ульяна спокойно сидела на полу, перебирая рассыпанные бумажки. Давно их выкинуть пора. В квартире и так дефицит места, а они хранят столько ненужного мусора.

– Уля! – позвала Ирина. – Ты кто, Уля?