— Поверьте моей практике. Я отступал. Я знаю, как это делается, — заключил Седин.
Долго спорили (долго — это часа полтора). Корчагин поддержал инициативу Седина. Связь с высшим командованием была уже прервана. Мы сами решили: лучше отсрочим начало отхода еще на сорок восемь часов, но отступим, будучи уверенными, что войска остановятся в указанных им пунктах.
Наметили самые удобные участки для переправы. От наших разведчиков мы уже имели подробнейшие сведения о том, как расставлены белые полки, какова их боеспособность. В эту операцию мы послали свои самые боевые части. Темные ночи благоприятствовали такой диверсии. Задание было блестяще выполнено. На лодках, на паромах наши полки переправились и застали белых спящими. Заработок был приличным. Взяли пушки, пулеметы, патроны. Наша разведка потом доносила: наделали мы переполоху. «Большими силами большевики перешли в наступление». А мы только налетели в трех местах и забрали, что под руку попало.
Лишь в расчете времени немного мы ошиблись. Думали, что уложимся в добавочные сорок восемь часов, а простояли еще четверо суток. Нас задержала перевозка трофеев. Пушки, знаете ли, жалко было бросать.
Объявили войскам приказ об отступлении на Кривой Рог. Для них это было как снег на голову. Тут у противника паника, а мы вдруг отступаем. Чего же мы будем отходить, когда надо наступать? Всюду пошел ропот.
Все же отступили в порядке. Полки уходили и на подводах и пешим маршем. Прибыли мы в Кривой Рог. Наладили связь. Получили распоряжение не располагаться на длительную стоянку и готовиться к дальнейшему отходу.
Уже в те дни, когда наши войска занимали новые позиции у Кривого Рога, стало ясно: армия поддается разложению. Несколько полков нам заявили: не будем закрепляться, хватит отступать, надо идти в наступление, надо родные дома отвоевать. Опять сказались всякие партизанские настроения. Пришлось помитинговать, а кое-где и пригрозить.
Так или иначе заняли фронт, выровняли. Дня три-четыре бойцам дали отдохнуть. Разослали приказ: всем вымыться, следить за чистотой, чтобы не было болезней. А болезни начинались. Жара. Арбузы.
Несколько дней спустя мы получили новый боевой приказ: отступить дальше на линию Долинская — Николаев. Теперь отступали со скандалами. Войска начали явно колебаться, митинговали, не хотели отходить. Самые надежные наши полки стали разлагаться, терять дисциплинированность. Белые это учуяли, кое-где нас потрепали.
Полков пять или шесть отказались отступать. Пришлось опять действовать и добрым словом и угрозами. Еле-еле заставили их выступить. Тавричане тянутся в Таврию, мелитопольцы — на Мелитопольщину. А тут все дальше уходим, шагаем по херсонским степям. Подводы, скот, крестьяне, женщины — нет конца отступающему множеству. Обоз несусветный и нельзя от него избавиться: семьи идут с полками.
И вот с этой армией мы отступили на рубеж Долинская — Николаев. Наш штаб обосновался в Новом Буге. Стали поступать сведения из частей. Слева расположилась бригада Маслова — довольно-таки крепкая. А как раз против штаба должен был заслоном стать 6-й Заднепровский полк. Проходит день, другой — не находим 6-го Заднепровского полка. Командовал им Калашников. Выслали туда-сюда конную разведку. Нет никаких признаков, что где-нибудь белые напали, истребили полк. Значит, где-то задержался. Наверное, отступая со скотом, с подводами, не управился вовремя прийти.
На третьи сутки установили телефонную связь с Николаевом, где находились Федько и Пахомов. Доносим о новых позициях, о состоянии полков — состояние-де очень дрянное. Что мог мне сказать Пахомов? Только то, что я уже и делал.
— Вливай в полки всех своих политработников, чтобы противостоять деморализации.
На заре следующего дня, часа в четыре утра, в комнату, где я спал, Стучат:
— Просят в штаб. Экстренная телеграмма.
Открываю дверь. Вваливаются человек восемь. У меня в углу стояла винтовка. Отрезают меня от винтовки.
— Пожалуйте в штаб.
Все это мне показалось подозрительным. Но рожи наши — не из белого офицерья.
— Как Заднепровский полк? Пришел?
— Пришел.
ebooksa