Я произношу несколько слов, из которых он понимает, что с ним разговаривает действительно Дыбец.
— Теперь я уверен, что это ты. Расскажи, какая у тебя там обстановка.
Тут диктуют телеграфисту без моего участия. Пахомов отвечает:
— Это не твой язык и не твое построение доклада.
А вожаки заднепровцев от моего имени потребовали, чтобы сюда слали снаряды, пулеметы, лошадей. Я доволен. Пахомов, значит, уясняет, что тут происходит. Далее он спрашивает:
— Передай, каково состояние полков.
Эти архаровцы отвечают, что полки в полном порядке.
— Где Шестой Заднепровский?
— Шестой Заднепровский занял указанную ему линию.
Пахомов передает:
— Видимо, штаб захвачен Шестым Заднепровским. Тебя не расстреляли, а держат под арестом. Сводка о состоянии войск не твоя. Ты, должно быть, в плену.
Кричат мне:
— Отвечай, сукин сын, что ты болен!
Телеграфист выстукивает:
— Болен.
— Обстановка мне понятна. Кончаю разговор.
В руках Калашникова оказались различные наши части численностью до двенадцати тысяч бойцов. Он увидел, что снабжать такую армию нелегко, и двинул ее на соединение с Махно. Штаб Махно находился где-то близ Одессы.
Всем нам, рабам божьим, Калашников заявил, что пока расстреливать нас не будет, а довезет к Махно.
20
Нас везли на подводах под конвоем. В какой-то момент появилась женщина, сестра командира одного кавалерийского полка, которую когда-то я обещал расстрелять.