Юноша отстранился, пытаясь восстановить дыхание. Казалось, он пробежал сотни километров без воздуха, и тот теперь с неохотой проникал внутрь.
Нина в ответ свернулась калачиком на кровати, демонстративно повернувшись к нему спиной.
«Тебе одиноко? – её голос вновь прозвучал в его голове, поселившись там, видимо, навечно. – Да, но всем всегда было плевать, что со мной. Так почему тебя это волнует?»
Данила смотрел на спящую девушку и чувствовал неведомое ему успокоение. Как странно, это умиротворение впервые проникло в его сердце, расправив напряжённые мышцы и стерев мысли, что носились в голове.
– Поспи, – произнёс нежный голос и глаза, повинуясь ему, сомкнулись, унося сознание в бескрайнюю пустоту. Сон отнял всё, лишь на миг позволив забрать то, что принадлежит брату.
Он спрячет это глубоко внутри и будет хранить, никому не сказав о своём сокровище.
Нина Самохина
Я потянулась, зевнула и открыла глаза. Голова раскалывалась, но по сравнению с тем, что было вчера, эта боль казалась райским наслаждением. Первое, что бросилось в глаза, расплывчатый силуэт в кресле, которое почему-то стояло напротив кровати, а не у книжного шкафа, как раньше. «Костя, – обрадовалась я и попыталась сфокусировать взгляд. – Всё же он здесь. Я ему не безразлична».
Сознание медленно прояснялось. Дымка, словно утренний туман, сначала растворяла в себе комнату, смазывая очертания и лишая предметы цвета, а потом словно кто-то включил мощную вытяжку, вмиг избавив глаза от помехи. В этот момент, я с удивлением обнаружила, что голова, откинутая назад, обрамлена белыми, как снег волосами. Взлохмаченные, они напоминали тополиный пух, который призрачным облачком опустился на спинку кресла. «Данила, – мой мозг отказывался воспринимать реальность. – Почему он здесь? Что происходит?».
Перекатившись на бок, я приподнялась, опираясь ладонями о матрас. Это оказалось слишком для тела, и комната в ярких огнях закружилась передо мной. «Блин», – прикусив губу, чтобы сдержать внезапную тошноту, я медленно втянула воздух, ощущая, как раздувается живот. Пауза. Раз, два, три. Нет, не могу дольше. Губы расслабились, и воздух тонкой струйкой покинул рот. Ещё раз, снова и снова, пока мучительное головокружение не замедлилось.
«Что произошло ночью? Он проломил мне голову? А теперь, съедаемый чувством вины, пришёл извиниться? Вряд ли». Данила не относился к тем людям, которые после ярой ненависти быстро меняют своё отношение. Он отличался завидным постоянством, и если кого-то не переносил, то проявлял это всем телом: интонации, жесты, мимика, даже взор голубых глаз готов был испепелить меня на месте. «Тогда что?»
События ночи нестройной цепочкой стали появляться передо мной. И когда тот, на кого я смотрела, открыл глаза, в моей памяти всплыли разгорячённые губы и мягкий шёпот, который вновь зазвучал в ушах. «Приехали, – я нервно сглотнула, – теперь точно вляпалась. Только во что?»
В первое мгновение после пробуждения его глаза казались безмятежными, словно летнее утро. Лишь густые брови скользнули к переносице, нависнув над глазами тёмными тучами.
– Ты как? – голос юноши звучал спокойно, даже равнодушно, и никак не сочетался с весёлыми огоньками, что плясали в очах.
– Нормально. Но почему ты здесь? – решила я прикинуться дурочкой. А вдруг прокатит, и он, что-нибудь сказав, просто уйдёт. Неважно куда, главное, что подальше отсюда.
– А ты попробуй-ка вспомнить своё ночное соло и узнаешь.
Я постаралась проигнорировать издёвку, звучавшую в голосе, и снова напрягла память. Туман, воцарившийся там, начал рассеиваться, и чем больше ясных образов появлялось передо мной, тем сильнее горели щёки. Бросив взгляд на зеркало, висевшее на стене, я увидела, что на кровати восседал варёный рак, настолько сильно покраснело лицо.
«Зачем? Почему лезла к нему с разговорами? Это же был лишь кошмар. Да, слишком реальный, но сон, просто сон». Сейчас, в свете утреннего солнца, он не был таким страшным, но последствия от него заставляли содрогаться от презрения к себе.
«Почему я не выцарапала глаза, когда Данила полез целоваться? Нет, завалилась, видите ли, спать и потом комплимент отвесила».Я смутно помнила свои слова, сказанные ему, но то, что это не было отборной бранью, уяснила. «Какая же дура! И как теперь из этого выпутываться? А никак. Остаётся лишь надеяться, что он забудет об этом».
– Значит, всё вспомнила, – подытожил моё молчание Данила, сделав ударение на всё.