Речной бог

22
18
20
22
24
26
28
30

Люди встретили это заявление царя удивленным шепотом. Я вскрикнул от неожиданности: сколько золота! Такое состояние может посоперничать с богатствами знатнейших вельмож страны, его хватит на приобретение огромных участков плодороднейшей земли у реки и обстановку для великолепных вилл на этих участках. На него можно купить три сотни рабов для работы на этой земле, можно снарядить целую флотилию торговых судов и отправить их во все концы земли, чтобы они привезли еще больше сокровищ. Такое богатство могло потрясти даже мое воображение, но царь еще не кончил.

– Поскольку ты раб, эти сокровища будут выданы не тебе, а твоей госпоже, младшей жене фараона. – Мне следовало бы сразу догадаться, что фараон оставит такое состояние в своей семье.

Я – человек, богатства которого несколько мгновений назад равнялись состоянию знатнейших семей Египта, – поклонился царю и вернулся на свое место рядом с госпожой. В утешение она пожала мне руку, но, по правде говоря, я не был несчастлив. Наши судьбы так крепко переплелись, что я стал ее частью. Теперь мы оба больше ни в чем не будем нуждаться. Я уже начал обдумывать, во что мы вложим состояние моей госпожи.

Наконец царь объявил приговор остальным пленникам, хотя, произнося его, он смотрел только на вельможу Интефа.

– Ваши преступления невиданны. Ни одно из привычных наказаний не подходит вам. Вот мой приговор. На рассвете дня, после окончания праздника Осириса, вас прогонят по улицам Фив связанными и обнаженными, прибьют живыми за ноги к главным воротам города головой вниз и оставят висеть до тех пор, пока вороны не вычистят ваши кости. Затем кости снимут, перемелют в порошок и бросят в Нил.

Даже Интеф побледнел и зашатался, когда услышал такой приговор. Распорядившись земными телами так, чтобы их невозможно было забальзамировать и сохранить, фараон обрекал пленников на небытие. Для египтянина никакое наказание не может быть более суровым. Им навеки было отказано в полях рая.

Когда госпожа моя изъявила желание пойти на казнь и посмотреть, как отца приколотят за ноги к главным воротам города, я подумал, что она не поняла, какое страшное зрелище ожидает ее. Поэтому стал решительно возражать. Я никогда не замечал в ней садистских наклонностей. Большинство царских жен собиралось присутствовать на казни, что, по-моему, и повлияло на нее. Да и Тан будет руководить церемонией казни, а она не упускала возможности посмотреть на него, даже на расстоянии.

В конце концов мне удалось переубедить ее, только употребив самый сильный довод из своего арсенала:

– Госпожа, такое жестокое зрелище наверняка повредит твоему нерожденному сыну. Ты же не хочешь калечить молодой неокрепший ум!

– Это невозможно! – Она впервые за время нашего спора заколебалась. – Мой сын ничего не узнает.

– Он увидит все твоими глазами, а вопли умирающего деда достигнут его маленьких ушек через стенки твоего живота. – Я тщательно подобрал слова и добился нужного результата.

Лостра задумалась и через некоторое время вздохнула:

– Но ты пойдешь туда и очень подробно все опишешь. Ты не пропустишь ни одной мелочи. Больше всего я хочу знать, как будут одеты жены царя. – Потом коварно усмехнулась, показывая, что доводы мои ее не совсем обманули. – А расскажешь ты мне все шепотом, чтобы ребенок не проснулся и не подслушал нас.

Когда я покидал гарем на рассвете дня казни, было еще темно и саван мрака покрывал дворец. Я торопливо прошел через водный сад, где звезды отражались в черных зеркалах прудов. Когда я приблизился к крылу дворца, где содержался вельможа Интеф, то увидел свет ламп и факелов, услышал ругань и голоса, лихорадочно отдававшие приказы.

Я сразу понял, что произошло нечто серьезное, и побежал. Страж у двери личных покоев Интефа чуть не проткнул меня копьем, но, узнав, в последний момент поднял оружие и пропустил.

Тан стоял посередине прихожей, рычал, как черногривый лев в ловушке, и лупил кулаками каждого, кто попадался под руку. Хотя он всегда был вспыльчивым человеком, я ни разу не видел, чтобы гнев настолько выводил его из себя. Казалось, мой друг потерял дар членораздельной речи и способность мыслить. Воины, могучие герои отряда синих, трусливо прятались от него, и во всем крыле дворца стоял невероятный шум.

Я направился к нему, увернулся от удара и крикнул прямо в лицо:

– Тан, это я! Возьми себя в руки! Во имя всех богов, ты что, сошел с ума?

Тан чуть было не ударил меня снова, но я видел, как он борется с собой. Наконец ему удалось взять себя в руки.

– Посмотри, можешь ли ты помочь им. – И он показал на тела стражников, валявшиеся на полу прихожей, как на поле битвы. С ужасом я узнал в одном из них Хетхета, старшего сотника отряда и уважаемого мной человека, который лежал в углу, свернувшись и сжимая живот. На лице у него застыла такая гримаса боли, какую я бы не хотел увидеть еще раз. Я коснулся его щеки: кожа была холодна и безжизненна.