В эту трёшку на Сиреневой Морозовы въехали восемь лет назад, когда пришла пора определяться с выбором школы для Егора. Тут же неподалеку находился и садик, в котором Марина работала воспитателем.
Она и не заметила, как мальчишки выросли, и из милых карапузов превратились в упрямых, строптивых подростков. Жалобы на них поступали почти ежедневно – то от соседей, то из школы. И Алиска тоже чудит. Беззлобно, но хлопот доставляет немало. Верно говорят – сапожник без сапог. Мать педагог, а дети растут, словно беспризорники.
– Чужих воспитываю, а на своих времени совсем не остаётся, – вздохнула Марина и посмотрела на часы.
– Где это Алиска запропастилась? Опять, наверное, донимает соседку своими вопросами. И Стёпке пора бы уже вернуться… А Егор вообще дома не появляется… Ох, беда с ними.
Марина взяла телефон, намереваясь позвонить всем троим детям.
***
Егор сидел за гаражами, на подвальном козырьке заброшенного двухэтажного барака. В последнее время он частенько зависал здесь с ребятами, подальше от любопытных глаз. Курили, выпивали, а кто и чем посерьёзнее баловался. Парню было, о чем подумать – с Дашкой у них всё окончательно разладилось, отработку в школе он бессовестно прогуливал, мать наверняка узнает, начнет пилить. Ещё и соседка эта, учительница, привязалась со своим волонтерским движением. В общем, куда ни кинь – везде клин.
Егор жадно затянулся последней затяжкой, когда позвонила мама. Он в который раз удивился её способности чувствовать на расстоянии, что сын творит что-то запрещённое.
– Опять куришь, сынок, или уж докурил? – Марина умела застать врасплох своими каверзными вопросами. – Я Алиску потеряла. Она, оказывается, без телефона усвистала. Пробегись там по округе, глянь, пожалуйста.
Егор спрыгнул с козырька и направился к оживлённому перекрестку. Знакомые ребята не раз уже говорили, что видели в подземном переходе его сестру, но Егору никогда не удавалось застать её на месте преступления. Сегодня ему повезло.
Прямо у подножия лестницы, ведущей в переход, на колченогом стуле сидел старик с гармонью на коленях. Он виртуозно выводил знакомые мотивы. А рядом стояла Алиска и старательно пела «про степного сизого орла».
– Твою ж ты кочерыжку, – сквозь зубы выругался парень и громко крикнул, – Алиска! Живо сюда!
Алиса вздрогнула и прекратила петь. Она досадливо поморщилась, увидев старшего брата: «Попалась!». Затем наклонилась к стоявшей перед стариком коробке, пошурудила в ней, быстро сказала что-то гармонисту, и побежала навстречу брату.
– Егорочка, ты маме только не говори! – Алиска оправдывалась перед Егором, заискивающе глядя ему в глаза. – Этот дедушка так красиво играл на своей гармошке. Но у него в коробочке совсем не было денег. Никто ему не давал. А когда он начал играть «Катюшу», мне захотелось спеть, ну и вот… И денег нам дали… А маме не надо знать, она и так ругалась сегодня, что мы – хулиганьё. Стёпка ещё этот со своей змеёй. Жалко мамочку…
Егор смягчился:
– Балбеска ты, Алиска. Вас же могли менты загрести, – он усмехнулся и легонько потрепал сестру по волосам. – Пойдём, певица.
Крепко взявшись за руки, ребята направились в сторону дома. У подъезда, на скамейке, сидел совершенно несчастный Стёпа. Увидев сестру и брата, он понуро зашагал навстречу.
– Боюсь домой идти. Мама уже пять раз звонила. Класснуха про ужа нажаловалась, наверное?
– А как же! А ещё ты мусор в подъезде оставил, поросёнок! Тётя Феня маме штрафу десять тыщ влепила! – Алиска не преминула вставить свои пять копеек.
– Точно! Мусор же! – Стёпа хлопнул себя ладонью по лбу. – Это я забыл. Поставил пакет, чтоб лямки на ранце отрегулировать, и отвлекся… Неужто десять тыщ? Придумаешь тоже!