Ладно, слушайте, я не сволочь, ясно? Я знаю, что все расстроены. И знаю, что смерть моей сестры подняла в памяти моих родных все предыдущие смерти, которые им довелось пережить. Я знаю, что одна смерть не притупляет боль от другой, а умножает. И всё же я не мог остаться и смотреть, как эти люди напиваются. Не смог я. Дайте мне комнату, полную трезвых индейцев, которые плачут, смеются, рассказывают истории о моей сестре, – я с радостью останусь с ними почтить ее память.
Но все были пьяны.
Все были несчастны.
Все были пьяны и несчастны совершенно одинаково, как под копирку.
Поэтому я выскользнул из дома и пошел в Риардан. Я протопал под снегом несколько миль, а потом белый служащий из Бюро по делам индейцев подобрал меня и доставил к дверям школы.
Я вошел в людный холл, и тут разные мальчики и девочки и учителя стали подходить ко мне, чтобы обнять, хлопнуть по плечу или дружески ткнуть кулаком в живот.
Обо мне волновались. Мне хотели облегчить боль.
Я был важен для них.
Я что-то значил.
Фигасе.
Всем этим белым ученикам и учителям, сперва относившимся ко мне с подозрением, я стал небезразличен.
Может, некоторые даже полюбили меня. Я и сам относился к ним с подозрением, а теперь ко многим чувствую теплоту. А к некоторым – любовь.
Пенелопа подошла ко мне последней.
Она ПЛАКАЛА. Из носу у нее текло, но это было в некотором роде сексуально.
– Я так тебе сочувствую, – сказала она.
Я не знал, что ответить. Ну как ответить на вопрос, каково это – когда всё теряешь? Когда каждая планета твоей солнечной системы взорвалась к чертям собачьим?
Мой табель девятого класса
День памяти
Сегодня мама, папа и я пошли на кладбище ухаживать за могилами.
Мы позаботились о бабушке Спирит, Юджине и Мэри.
ebooksa