Абсолютно правдивый дневник индейца на полдня

22
18
20
22
24
26
28
30

Да, это хорошо – смеяться на похоронах. Хорошо быть одновременно счастливым и печальным.

Но вы все знаете: Ренди был великим спортсменом. Просто не верится, сколько у него наград. Попав к нему в дом впервые, я перетрогал и оглядел каждый кубок. Во всем он был хорош. Футбол, бейсбол, легкая атлетика, борьба, бокс. Я всем этим даже не пытался заниматься. Но баскетбол у него стоял на первом месте. Здесь ему не было равных.

И мне жаль говорить это на его похоронах, когда он не может даже обругать меня в ответ, но в конечном счете я стал играть в баскетбол лучше него. Думаю, он это тоже знал. Но не признавал. Ренди бы никогда такого не признал. Друг против друга мы играли всего два раза. В восьмом классе. Я уже за Риардан, а он – за Уэллпинит.

В той первой игре в Уэллпините Ренди победил, когда рефери были Билли Шоун и Марти Эндрюс. Они даже и судьями-то не были – те же ученики, только старшеклассники. И они присудили мне фол в третьей четверти.

Но в Риардане, где у нас были настоящие рефери, мы разбили Уэллпинит в пух и прах. Победили с перевесом в тридцать очков. Я сдерживал нападение Ренди, и ему удалось выбить только два очка. И то лишь потому, что член моей команды случайно подставил мне подножку и Ренди вырвался из-под моей защиты и сделал бросок из-под кольца. Они продули на тридцать очков, но Ренди все равно хвастался, оттого что ему удался этот последний бросок.

Он хвастался этим много лет.

– Помнишь, как я тебя тогда обманул и ты упал, а я провел бросок из-под кольца? – говорил он.

– Я споткнулся, – отвечал я. – и это был единственный раз за игру, когда ты прорвался к кольцу.

– Этого я не помню, – говорил он.

– И мы обогнали вас на тридцать очков.

– Этого я тоже не помню.

Вечно мы соревновались друг с другом – я и Ренди. Но связывал нас не только баскетбол.

Дело в том, что Ренди стал первым, кто по-настоящему меня слушал. Я часто оставался у них ночевать. Он спал на нижнем ярусе кровати, я на верхнем. И разговаривал в основном я. Где бы я ни бывал в жизни – везде я разговаривал больше всех. Говорю, говорю, говорю – я такой. Так что мы с Ренди всю ночь не спали, и я болтал о девчонках, в которых был влюблен.

Некоторые из вас, девчонки, сейчас в зале. Сейчас вы женщины, но кое в кого я все равно немножечко влюблен.

Ха!

Не-а, не скажу в кого.

Но, слушайте, ни одна из вас не любила меня. Как парня не любила. И сердце мое было вечно разбито. Я говорил о вас, девчонках, в которых влюблен без взаимности, и плакал. Ревел как белуга. Ренди никогда не высмеивал меня за плач. Он слушал, слушал, и слушал, и говорил, что вы, девчонки, не заслуживаете моей любви. Говорил, что любовь всей моей жизни где-то есть в этом мире и что мы найдем друг друга. Ренди было всего двенадцать, а он уже мыслил так здраво и романтично.

Но и советами снабжал. Наставлял меня. В тот раз он сказал: «Младший, ты слишком легко влюбляешься».

И был прав, ох как прав.

Видите ли, о чем бы у нас ни шла речь – баскетбол, девочки, или школа, или что другое, – Ренди был первым, кто всегда, всегда, всегда давал мне почувствовать, что меня любят. Что мне радуются. Что меня понимают.