Обмякшую пташку несу на кровать. На её губах улыбка.
— Завтра стыдно будет в глаза соседям смотреть, — произносит она, смеясь. — Здесь стены картонные.
— Скажешь, что жених в гости приходил, — отвечаю, хмыкнув.
Она бьёт меня своим кулачком в плечо, видимо, вспомнив, как заявился тогда к ней домой. Вдруг, Люба резко соскакивает.
— Так, лежи здесь, я сейчас приду!
Через несколько секунд несётся со своей аптечкой.
— Пожалуйста, — просит, смотря в глаза. В темноте они кажутся ещё более блестящими и живыми.
Сдаюсь, соглашаясь.
— Только быстро.
Она берёт халат перед тем, как включить свет.
— Так не пойдёт, — говорю, закинув руки за голову.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает, завязывая халат и включая свет.
— Хочешь обработать раны, то только без одежды.
Люба пару секунд думает, а затем, закатив глаза, сбрасывает с себя халат. Её тело прекрасно. Каждый миллиметр. Её смущение, дерзость, смелость и страсть запали мне в сердце. Стал зависим от неё. Теперь я могу это признать.
Она собирается с духом и берёт в руки аптечку. Садится мне на колени, смачивает ватный диск перекисью и осторожно прикладывает к ранам.
Кончиками пальцев провожу по её талии. Пташка вздрагивает и покрывается мурашками.
— Щекотно, — улыбаясь, произносит.
Добираюсь до груди и поглаживаю её, уделяя особое внимание соскам. Они тут же твердеют. Её тело первым признало меня.
Пташка старается сосредоточиться, старательно продолжая заниматься моим лицом.
— Сколько лет ты занимаешься боями? Тебе доставляет это удовольствие? — спрашивает, разглядывая каждый шрам. — Тебе нужно приложить лёд вот сюда, а это уже есть припухлость, — взволнованно добавляет.