— Мне заказали музыкальное оформление к спектаклю по «Мастеру и Маргарите»! Это такая честь! Это же Булгаков! Мы с ним земляки, я, можно сказать, буду представлять культуру СССР!
— В Харькове, что ли? — не понял Володя.
— Конечно в Берлине! Заказчик — мой старый знакомый, я уже давно мечтал написать что-нибудь для него. Он — отличный режиссёр, а работа с ним — прямая дорога к известности!
— Ты уедешь? — опешил Володя, прервав восторженные восклицания Юры.
— Ну да, — сразу присмирел тот. — Но позже. У них ещё не готов сценарий.
— Тогда хорошо, — негромко произнёс Володя.
— Ты говоришь так, будто не радуешься за меня, а разрешаешь мне брать заказ… — протянул Юра с подозрением в голосе.
— Не говори глупостей, я очень рад за тебя! — тут же воскликнул Володя, стыдясь — ведь действительно звучало так, будто он разрешил. А может, и не будто.
Вернувшись домой в шесть, когда по графику Юра должен был писать, Володя застал его не за инструментом в кабинете, а в гостиной с книгой в руках. Судя по обложке с изображением картины «Купание красного коня», это был альбом по изобразительному искусству.
— Я думал, ты читаешь Булгакова, — удивился Володя. — Или что-то по музыке на худой конец.
— Неужели ты думаешь, что все мои интересы ограничиваются только заказами? — нахмурился Юра, но, заметив, как Володя стушевался, хмыкнул: — Да ладно, ты прав, это для него.
— И что это? Зачем? — спросил Володя и принялся разбирать пакеты с продуктами.
Юра присоединился к нему на кухне, стал помогать расставлять покупки.
— Когда пишу для себя, мне не особо нужен культурно-исторический контекст, а вот для таких спектаклей — ещё как.
— А разве сценария недостаточно?
— Нет, потому что мир «Мастера и Маргариты» вполне реален. Это наш мир. Разница лишь во времени — он существовал в начале двадцатого века. Просто он описан не в «Мастере и Маргарите», а в других исторических источниках.
— Не понимаю. Объясни, — попросил Володя и стал машинально перемывать посуду. У Юры обнаружилась отвратительная привычка мыть чашки до того небрежно, что на них оставались тёмные разводы от чая и кофе.
— Мир, в котором живут герои Булгакова, — начал Юра, — родился не вчера и не из пустоты — это переосмысленный автором реальный мир, в котором жил он сам. И этот мир существует не сам по себе, у него есть база — контекст, но контекст необычный: он одновременно и окружает нас, и составляет наше бытие.
— Если бы с музыкой не сложилось, из тебя получился бы отличный философ, — улыбнулся Володя. Он с нежностью посмотрел на одухотворённого Юру, что сидел на табурете, мечтательно глядя в потолок, и принялся чистить картошку.
— Не понял, да? — хмыкнул Юра. — Объясню на примере христианства. Однажды придуманное, оно изменило реальный мир под себя. Христианство как культура — вокруг нас, а как религия — внутри нас, мы живём по христианским заветам. Следовательно — мы живём им. А затем приходит другая религия или идеология, и мир перепридумывает сам себя. Он переосмысливает пережитое прошлое, а затем переживает переосмысленное настоящее, но уже по новым законам. Это повторяется снова и снова, и это читается во всём: в культуре, в истории, в истории культуры, в музыке…