Деспот

Дергаю ручку, но дверца заблокирована.

— Так, Софья. Вдох-выдох, — протягивает леденец в белом фантике, — и адрес. Или я звоню Мирону Львовичу.

Тихая угроза вызывает холодную панику, и я сдавленно шепчу адрес, рассерженно рассасывая мятный леденец. В какой секретарский профсоюз можно пожаловаться на босса-подлеца? Вызвал посреди ночи и…и… краснею и скрежещу зубами. Не зря меня привлекли его пальцы при первой встрече. Тогда уже было ясно, что он гнусный извращенец!

Глава 9. Мирон Львович всегда сдерживает обещания

Написала Марии Ивановне, что я увольняюсь. Вернувшись в свою крошечную однокомнатную квартирку на пятом этаже старой хрущевки, я так и не сомкнула глаз: просидела на разложенном диванчике несколько часов, глядя на разорванную блузку. Я точно запомню первую близость с мужчиной.

Истерики со мной не случилось, и желание заявиться в полицию утихло, когда я поняла, что я не похожа на жертву. На дуру — да, но не на жертву. Если кого и винить, то только себя. Мирон Львович не скрывал своих намерений на собеседовании и чуть ли не прямым текстом заявил, что ищет шлюху. И чего мне сейчас обижаться? И я сама нацепила на себя ценник. Двести тысяч в месяц.

На что я надеялась? Верила, что справлюсь с бессовестным негодяем, пребывая в эйфории от того, что нашла работу с высокой зарплатой? Или же причина была в моей неуверенности и внимание обаятельного и богатого красавца стерло во мне крохи благоразумия?

Вспоминаю насмешливую улыбку Мирона Львовича и пренебрежительный взгляд, и бью кулаками по лбу, чтобы вытряхнуть из черепной коробки мысли о нем. И даже тихая тирада о том, что он негодяй, подлец, урод, мерзавец не помогают мне воспылать праведным гневом.

Вот Ивана с его толстыми и липкими пальцами я бы стукнула по макушке бутылкой и очень сожалею, что ограничилась лишь тем, что плеснула ему в рожу виски. Надо было в каждую ноздрю запихать по креветке, выколоть глаза и заставить их сожрать.

После горячего душа с чистой совестью выключаю телефон и ложусь спать. Быть продажной шлюхой очень увлекательно, но я, пожалуй, пас.

За окном птички поют, через тонкие шторы пробиваются лучи утреннего солнца. Вернусь к маме и папе в родной городок. Здесь меня преследуют неудачи. Ничего страшного, устроюсь в магазин продавщицей или вернусь к написанию курсовых и дипломных работ для ленивых студентов. Да, второй вариант предпочтительнее: буду сидеть на удаленке, чтобы, не дай бог, вновь не столкнуться с каким-нибудь самоуверенным болваном, от смеха которого я отупею до состояния похотливой инфузории.

Громкий и злой стук. Подрываюсь и с учащенным сердцебиением подхожу к двери. Затылок стягивает страх, и переступаю с ноги на ноги. Теперь незваный гость тиранит звонок. Боюсь смотреть в глазок, поэтому стою безмолвной тенью у двери и кусаю губы.

— Софушка! — рявкает голос Мирона Львовича. — Я знаю, что ты там!

— Уходите немедленно! — вскрикиваю и сжимаю кулачки. — Я вызову полицию!

— Вызывай! — опять тарабанит в дверь.

Он же сейчас привлечет внимание мерзкой и полоумной старухи по соседству, и та позвонит хозяйке квартиры, а она мне и возмутится, что я мужиков вожу, хотя был уговор: никаких хахалей, иначе пинок под зад и скажи прощай дешевой квартире, которую мне сдали по знакомству через дальних родственников.

— Ну, вызвала? Или мне подсказать номерок? Сто два, Софушка, или сто двенадцать. Хочешь, сам позвоню, чтобы тебя не утруждать?

Щелкаю замком и открываю дверь. Мирон невоспитанно вваливается в прихожую и без приветствий зажимает меня в углу. От него веет свежим одеколоном с нотками базилика и древесной смолы. Задерживаю дыхание. Еще пара вздохов душистого и колдовского амбре, и я потеряю голову.

— Я же просил без опозданий, — шипит в лицо. — Софушка, ты охамела.

— Не охамела, а уволилась! — вскрикиваю на громком и истеричном выдохе. — Я не рабыня!