Пастушок

Пока Василиса Микулишна улыбалась, а Светозара смеялась, Евпраксия обратилась уже к патрикию:

– Ты на днях получишь от меня дар, жених мой любезный!

– Я уж давно и нетерпеливо жду твоего подарка, боярыня, – улыбнулся Михаил Склир, —что так долго медлишь с его вручением?

– Колдовство – дело кропотливое!

Так ответив, Евпраксия сошла вниз по ступеням и торопливо зацокала каблучками к торговой площади. Василиса и Светозара последовали за нею. Поторопиться имело смысл – могла быть погоня.

Когда спустились приятельницы к Подолию, утро было ещё, можно сказать, ранним. Солнышко поднялось над степью невысоко. Однако, торги шумели уже вовсю. Народ на Подолии был попроще да подушевнее, и Евпраксия не ждала обидных подвохов, когда её окликали, чтоб поздороваться. Светозара, редко гулявшая в нижней части стольного города, была очень удивлена, заметив, что все здесь хорошо знают двух её спутниц.

– Куда идём? – весело спросила она, крутя глупой головой, чтобы всё зацепить любопытным взглядом.

– Идём мы в лихой кабак, – сказала Евпраксия, помахав рукой нехорошим девкам, которые ошивались возле суконщиков, – тебе скучно было стоять в соборе? Вот и повеселишься.

– На год вперёд, – зловеще прибавила Василиса, не так старательно отвечавшая на приветственные слова воловьих погонщиков, бортников, гусляров, купцов-удальцов и всяких бродяг, уж не говоря о мастеровых. Она, старшая дочь пахаря, знаменитого на всю Русь, не очень была довольна своим крестьянским происхождением и при встречах с себе подобными задирала нос, как боярыня. Но её всё равно любили.

– Да ладно вам, – небрежно махнула тонкой рукой ангелоподобная Светозара, – я не боюсь лихих кабаков! Ведь шестеро моих братьев, напившись мёду, всегда начинают драться между собою. Я уж привыкла. Евпраксия, тебя здесь прозвали Забавой?

– Я думаю, везде сразу, – дала ответ за подругу дочка Микулы.

Когда три девицы подошли к мастерской Улеба, возле которой стояло несколько человек, медник, клещами вынув из горна кусок металла, взглядом дал знать Евпраксии, что ей лучше не останавливаться. Евпраксия поняла: уже по всему Подолию ищут мастера, согласившегося исполнить её заказ. Премудрая Василиса тоже что-то смекнула. А Светозаре медник был и неинтересен, хоть молодое его лицо, поутру ещё не слишком чумазое, показалось ей привлекательным. И пошли три подруги дальше.

Греховный путь их лежал мимо ювелирных, гончарных, конных и житных рядов к Северным воротам. Тот конец города славился кабаками, к которым даже княжеские дружинники меньше чем впятером старались не приближаться. Вольга Всеславьевич иногда бушевал и там, но в крепкой кольчуге. И об неё, по слухам, сломался не один нож. Премудрая Василиса знала об этом лучше Евпраксии, так как вечно во всё вникала. Поэтому, когда три беглянки приблизились к кабаку возле женской бани, в которую ни одна приличная женщина отродясь не входила, дочь землепашца вдруг простонала:

– Что-то мне стало жарко! Может, пойдём сперва искупаемся? Река близко.

– Вовсе не жарко, – заспорила Светозара, протянув руку к двери злачного места, – утро ещё! Давайте лучше напьёмся мёду и браги.

Но Василиса Премудрая со страдальческим видом остановилась. Закатывая глаза, она стала жаловаться, что солнце печёт кладезь её мудрости, и потребовала у старшей подруги её зелёный платок, который Евпраксии полагалось носить как честной вдове.

– Возьми, – сказала Евпраксия, обнажая рыжеволосую голову, – но зачем тебе мой платок понадобился сейчас? В кабаке сквозь крышу солнце не светит.

– А я сейчас купаться пойду на Почай-реку! Да, одна, одна, если вы – трусихи!

Дав этот мудрый ответ, дочь богатыря обвязала голову шёлковым летним платком Забавы Путятишны, знаменитым на всю округу. И получилось красивенько! Все прохожие даже начали любоваться.

– Ну, и иди, если дура, – махнула рукой Евпраксия, удивлённо переглянувшись со Светозарой, – не больно ты нам нужна! А я познакомлю Светку с Чурилой и Чуденеем.