Агент 21

Одна из фигур рядом с ним сняла лыжную маску. Это была женщина с белыми волосами и большими голубыми глазами.

— Ты в порядке, Раф? — спросила она.

Рафаэль скривился, убирая бронежилет. Его грудь уже была в синяках, но пуля не пробила тело.

— Да, — сказал он. — В порядке, — он посмотрел на женщину. — Он молодец, Габс. Занятия в тире были не напрасными.

Габриэлла улыбнулась.

— Ты знал, что он сможет, — сказала она. — Иначе не вызвался бы принять пулю.

Раф склонил голову, снова скривился. Он был рад, что Агент 21 хорошо стрелял, но болеть будет еще несколько дней…

14

ТЮРЬМА

Как все, Зак порой задумывался, какой была тюрьма. Он не думал, что будет так плохо.

Полиция была грубой — крики и толчки. Как только они убрали Кольт, они затолкали его в одну из машин полиции и увезли его с сиренами в участок на севере города. Чтобы добраться туда, они ехали по эстакаде, которая тянулась через столицу с юга на север. Зак сидел на заднем сиденье машины, его запястья все еще были скованы. Помимо водителя с ним были еще двое вооруженных полицейских. Они не говорили и не улыбались.

Зак не мог не думать о Рафе. Он узнал своего ангела-хранителя, хотя не видел его лица; но взрыв крови из его груди был настолько реалистичным, что Зак не мог не беспокоиться, что ранил его. Эта мысль вызвала у него тошноту, и он сделал все, что мог, чтобы отогнать ее.

Из окна машины он мог видеть Мехико во всем многообразии. Это было огромное место. Обшарпанные многоквартирные дома из коричневого камня и бетонные здания, покрытые граффити. Были и зеленые открытые пространства, а над горизонтом возвышались небоскребы, сверкавшие на солнце. Одного взгляда хватало, чтобы увидеть, как богатые и бедные жили бок о бок в Мехико.

Северный район не был богатым. Они остановились у неприметного бетонного здания. Табличка снаружи гласила «Comisaria» — полицейский участок — и офицеры провели его в двери. Женщина за стойкой посмотрела на Зака со скукой, пока его вели мимо, а потом по длинному коридору, воняющему антисептиком. Минуты спустя его оставили в участке с хмурым стражем, от которого воняло потом. Этот мужчина убрал стяжку большими ножницами. Страж отвел его в зону проверки — комнатку с полоской света, большим металлическим шкафом и деревянным столом — и произнес четыре слова:

— Пояс, часы, кошелек, телефон.

— Они не будут задавать вопросы? — Зак думал, что, раз он стрелял в самозащите, полиция будет с ним мягче. Но он, похоже, ошибся.

— А ты важным себя возомнил? Таких, как ты, еще пятьдесят внизу. Пояс, часы, кошелек, телефон.

Зак отдал вещи с неохотой — особенно телефон, но он не мог спорить. Он заметил, что его рука при этом дрожала. Страж запер вещи в металлическом шкафу, похлопал по его телу, проверяя, не было ли при нем скрытого оружия.

— За мной, — сказал он и повел Зака в подвал участка, чтобы запереть его.

Камера была размером десять на десять метров, и в ней находилось двадцать три человека, включая его самого. Все они были мужчинами — многие из них с замысловатыми татуировками — и Зак был самым юным. В дальнем углу стоял унитаз без сиденья, от которого исходила отвратительная вонь. Остальные уже теснились в тех частях камеры, которые были дальше всего от туалета, и единственное место, где Зак смог присесть, было у дальней стены, в трех метрах от унитаза. Отсюда он мог смотреть за решетку камеры. Напротив находился второй блок, в котором содержались заключенные-женщины. Они выглядели даже более угрожающе, чем мужчины.