Мрак просторной многоугольной башни подсвечивался одной единственной лампой, находившийся в центре и предназначенной для освещения монтажного блока управления лифта. Его шахта находилась здесь же, со всеми механизмами и проводами, тросами, накрученными на огромных валах и отделялась от основного пространства мощными решетками. Свет сюда проникал и с улицы через пару не заколоченных слуховых окошечек, стекла которых были плотно затянуты толстым слоем инея. Видимо тепло от пола и шахты попадая в прохладное пространство башни оседало на них узорчатыми картинами, закрывая весь вид на ночной город.
– Жаль ничего не видно. Ночью город такой красивый, – произнесла девушка, подойдя к окну.
Пол был захламлён разного рода утварью: ветхие стулья, обшарпанные тумбочки, старый диван с изорванный обивкой. Было здесь не мало другого хлама вроде бочек, ящиков, древних разбитых телевизоров. Среди всего этого бардака, диван смотрелся вполне презентабельно.
– Мне нравится здесь. Тихо, спокойно. Стоишь словно над всем миром, а эти там внизу копошатся, враждуют, воруют, убивают. А я как будто выше всего этого, – говорила мечтательно Жанна, глядя в покрытое густым инеем окно, словно она видит за ним город или даже целый мир, – я сюда приходила всегда, когда не была с этой сволочью. Больше здесь идти некуда.
Шкляров прикрыл за собой дверь и направился к девушке, которая задумчиво замерла у заледеневшего окошка.
– Ты сражался там с этими двумя уродам как берсерк, – спросила Жанна в нерешительности разминая пальчики. – Что с тобой было?
– Не знаю. Приступ опять, – устало произнёс Альберт усевшись на ящик, – словно я был не я, будто кто управлял мной.
– Что же с тобой происходит?
– Без понятия, но мне становится хуже.
– А сейчас как ты чувствуешь себя? – она присела на корточки перед ним.
– Живым, – улыбнулся Альберт глядя в бесконечность её серых глаз.
– Я не знаю, чем помочь тебе, – глядела она во мрак его хмурого взгляда.
– Ты уже помогла.
– Я могу ещё. Хочешь? – Жанна приблизилась к его губам.
– Не стану сопротивляться, – в ожидании ответил он.
И они снова поцеловались. На этот раз чувственней, дольше. Любовь становилась всё больше и крепче. Влажные воды переполняли их берега вырываясь через край. Будто тёплая река омыла их обоих своими бархатными водами. Волна за волной накатывала в такт движения тела, проникающего одной любовью в другую. Напористо, словно соревнуясь, кто больше, сильнее и страстей любит, они сошлись в битве, приятней которой нет ничего. Дыхание борцов становилось всё тяжелее, а порывы яростней и глубже. Наконец побежденная сдалась и откинув голову взорвалась жалобным стоном, возвещая своё полное и безоговорочное поражение. Победитель, завершив свой генеральный штурм, триумфально отметил успех фейерверком, ласкающим нежную кожу теплом, павшей в неравном бою. Победа или поражение – они оба были на вершине Олимпа, вновь сливаясь в крепких объятиях и страстном поцелуе, поднимая над собой знамя их общего счастья. Оно укрывало их от внешнего мира – жестокого и враждебного. Но вместе они одолеют любые невзгоды, ведь их вооружило самое мощное чувство на свете – любовь!
Они лежали на старом изорванном диване и им было хорошо, сама ночь укрывала их своим покрывалом, а старый дом скупо дарил своё тепло.
– Странно всё как-то, – задумчиво произнесла Жанна, глядя ему в глаза.
– Что?
– Не думала даже, что получится, – улыбнулась она игриво, – ты всегда был в себя, что ли, погружен. На меня внимание не обращал, а ведь если бы не эти мрази, – немного подумав с серьёзным лицом, она вновь улыбнулась и продолжила, – мы бы с тобой вообще не познакомились. И этого бы не случилось, наверное.