– Смысл есть, – без промедления отвечаю я, – для меня.
Это означает узнать правду о том, что случилось с моим отцом. То событие изменило все, из-за него я оказалась в «Мельнице» и теперь не могу покинуть этот дом, если есть хотя бы малая вероятность того, что Вестергарды опасны или что-то скрывают. Не могу, когда Ева прямо сейчас спит в хозяйском доме.
Якоб выдыхает и размышляет вслух:
– Чертежи хранятся в библиотеке на третьем этаже. Я могу показать их тебе. Завтра, когда приедет Филипп и все будут заняты подготовкой к Мортенсафтену. – Он откашливается. – Просто… если в этом есть хотя бы капля правды, никто не должен знать, что ты это видела. Ни Брок, ни Филипп, ни Хелена, ни даже Ева. Будь осторожна.
«Будь осторожна».
Всю свою жизнь – до этой недели – я была очень-очень осторожна. Осторожна со своим сердцем, осторожна со своей магией. Но сейчас во мне разгорается тот привычный, безмолвно чадивший много лет гнев, который я испытала в отношении Вестергардов в день гибели отца, как будто в глубине души уже тогда что-то знала. Я перевожу взгляд со скользкого льда у меня под ногами на чернильно-синее небо над головой и задумываюсь о том, насколько глупо учиться кататься на коньках. Ради чего идти на такой огромный риск, ведь всегда есть вероятность упасть, порезаться острым лезвием, разбить голову о твердый лед, сломать кости? «Когда умеешь хорошо кататься, – неохотно предполагаю я, – это, наверное, красиво». Так же красиво, как балет. Но одно неверное движение – одно неправильное секундное решение, – и красота становится смертельной, лед крошится, крошатся кости…
Откашливаюсь и слышу свой собственный голос:
– Наверное, я все-таки передумала.
– Передумала? – удивляется Якоб. – Насчет работы в Херсхольме?
– Насчет обучения катанию на коньках, – поясняю я и настороженно улыбаюсь ему. – Наверное.
Лунный свет снова отражается в его очках, и под его скулами залегают глубокие тени.
– Тогда, наверное, я знаю кое-кого, кто возьмется тебя учить, – говорит он.
Глава десятая
Мне семнадцать лет, и сегодня вечером мне впервые в жизни предстоит увидеть две вещи: мертвого человека и то, как выглядит мой брат Алекс, когда влюблен.
Брат вернулся с войны три года назад, а я до сих пор радуюсь, видя, как он поправляет шейный платок перед овальным зеркалом в коридоре. Он раскрывает гребешок для усов, сделанный из серебра и черепахового панциря, когда дедушкины часы в прихожей бьют пять раз. Алекс проводит пальцами по роговым пуговицам на своем плаще. Запах ваксы, исходящий от его высоких кожаных сапог, так знаком, что если прищуриться, то в наступающих сумерках брата можно принять за нашего отца.
– Ты готов? – спрашивает он, и я киваю, поправляя свой теплый плащ. Я тоже отращиваю усы и смазываю их специальной помадой.
Александр до последней черточки выглядит истинным героем, человеком, который с гордостью вернулся домой после того, как Дания одержала победу в Трехлетней войне, отлупив Пруссию и сохранив свои княжества. Три года назад, когда он вошел в дом, я бросился ему на шею и заплакал беззвучными, идущими от самого сердца слезами, которые так долго сдерживал, что, боялся, уже никогда не смогу их выплакать.
ebooksa