Морион

Отодвинув телефон от уха, Айла уточнил время на дисплее. Половина десятого.

– Да хоть сегодня.

– Пишите адрес.

Записывая, Айла подавил тяжелый вздох. Противоположная сторона Торикина. После дня, проведенного в разъездах туда-сюда по заснеженным дорогам, он очень жалел, что люди до сих пор не изобрели телепорт.

21.

Отворив дверь, старушка внимательно рассмотрела Айлу и внезапно сменила угрюмое выражение на приветливую улыбку. Ростом она была чуть выше уровня его пупка и облачена в яркий розовый халат, из-под которого кокетливо выглядывала ночнушка, расшитая полевыми цветочками. Мило.

– Здравствуйте. Какой вы длинный молодой человек. Пройдемте в кухню. Только не топайте. Мама у меня в возрасте. Она ложится рано, и сон у нее чуткий.

Следуя на цыпочках за Альгаей, Айла гадал, сколько же лет ее матери, если дочь, которой под восемьдесят, говорит про нее «в возрасте». Наверное, за сотню.

– Налить вам чаю? У вас усталый вид.

– Будьте добры, – Айла не помнил, что он ел и пил сегодня, но, кажется, что-то все-таки ел.

– Эта челка все время спадает на один глаз. Она вам не мешает?

– Нет.

Чувствуя себя громоздким и неуклюжим, Айла осторожно присел на стул, застеленный вязаной салфеткой, ядовитые оранжевые, красные и зеленые тона которой демонстрировали тонкое эстетическое чувство хозяйки. Покрытая розовыми разводами «под мрамор» поверхность кухонного стола оказалась как раз вровень с его коленом.

– Мне придется записать наш разговор, – он показал Альгае диктофон. – Так полагается.

– О, – восхитилась Альгая. – До чего дошел прогресс.

Айла не стал разочаровывать ее сообщением, что, хотя сейчас и начали появляться специальные цифровые диктофоны, маркирующие запись для защиты от подделывания, но обычные кассетные были в ходу уже лет тридцать.

Перед ним поставили чашку с плавающим на поверхности цветком ромашки, и Айла сделал глоток, вдруг осознавав, что действительно основательно вымотался в стрессе последних дней.

– Так что опять стряслось в том несчастном доме? Кого-то убили, вы сказали?

– Застрелили мужчину двадцати девяти лет.

– Горе какое. Такой молодой. Нашли преступника?