Холмов трагических убийство

22
18
20
22
24
26
28
30

– А я, пожалуй, наслажусь вкусом горячего кофе, сидя в кабинете шерифа. Ведь теперь мы ведущие этого дела, верно?

– Ага. – начав искать что-то в кармане, согласился Сол. -Только не смей оставлять дверь в участок открытой, иначе нежданный гость не заставит себя долго ждать.

– Да ты чего!? У меня, в конце концов, револьвер есть! – самоуверенно воскликнула Луна.

– Если не закроешь дверь, я лично пущу пулю около твоей головы. В общем, когда кто-то постучит в окно – знай, что это я желаю зайти внутрь.

– Конечно. – покачала головой другая. -Но вот открою я тебе или нет, решать буду я.

– Ну ты и интриганка. – устремился в последний раз перед уходом Сол в глаза, кажется, самого родного для него человека. -Жди меня с восходом солнца.

– Ка́к восхода солнца. – поправила сердечного друга Луна.

Планк улыбнулся, сделал глубокий вдох, и вприпрыжку помчался к зеленому одинокому холму, у которого проводит все больше и больше времени.

Его подружка, поглядев на него еще некоторое время, повернулась и зашла в здание. Окутанная косыми взглядами констеблей, она прошла в кабинет шефа и быстро закрыла дверь, желая уединиться и встретиться лицом к лицу со своими думами.

***

Перебираясь с ноги на ногу, Сол тяжело и устало тащился к холму. Только сейчас удары Джефферсона почувствовали ему во всей красе: его лицо хотело разорваться на куски, будто горело изнутри, но, посмотрев на свое отражение в сияющем пистолете, он не увидел ничего, кроме рассечения щеки. Планк замечал странным, что движения его стали и труднее, будто бы лишь с этого момента они ощущались в полной мере. За ним на дороге оставался длинный грязевой след, смешанный с полосой крови. Постепенно его охватывала необъяснимая паника.

***

Луна положила перед собой телефонную трубку и белый лист бумаги. Полазив в парочке ящиков близ стола, она наткнулась на упаковку сигарет. Ее желание почувствовать что такое “эта криминальная жизнь” было неукротимо – она достала пачку и вывалила немного ее содержимого на деревянную поверхность.

“Господи, Джефферсона больше нет с нами! – задумалась она. -Господи, почему я только сейчас это поняла?”

Резко в глазах у Паркинсон потемнело, ее мысли показались ей удручающими, но просто необходимыми. Только в это мгновенье она осознала чего стоило им все расследование, которым они управляли. Чуть помедлив, она достала из сумки кухонный нож, который подобрала при схватке с братом.

– Что мы наделали с тобой, мой дорогой Сол? Ведь убили невинного человека, в чьей несчастной судьбе сами виновны. Зачем я общаюсь сама с собой? – всхлипывала она при любой мысли о Джефферсоне.

Она дотянулась до лежащей на краю стола ручки и начала рисовать. Рисовать резкими линиями, накладывающимися друг на друга. Спустя несколько десятков проведенных черт, на листе проявилось лицо. Невинное и нетронутое жизнью, совершенно не знающее пороков. Неопределенный цвет глаз, волос, рассеянные границы морщин и очертаний – все пыталось сделать вид, что нарисованный портрет представляет не Джефферсона, но, увы, Луна знала, кого хотела изобразить. Она посмотрела на это еще не столкнувшееся с ударом несправедливости выражение, а затем вспомнила его лицо перед каждым ударом битой.

– Нет, ты был совсем не таким! – разозлилась она на себя и перечеркнула твердой линией нарисованное.

Затем жестко, чуть ли не протыкая бумагу, провела еще одну, затем еще и еще, пока из аккуратного рисунка он не превратился в порождение абсолютной ненависти. Луна резко остановилась и зарыдала. Вся любовь и непонимание поступков сконцентрировалось в ней, она не могла не поговорить с кем-либо. Она достала блокнот, и сквозь слезы, начала:

“Я поняла, почему все пишут отчеты. Поняла, да!, поняла! Мне нужно поговорить с кем-то, но поблизости никого нет. Я должна услышать кого-то, но звук не доносится до меня. Вот зачем люди пишут отчеты! Они совсем не сумасшедшие, а наоборот – хотят разобраться в себе, я поняла, поняла! Каждое мое слово, пролитое на этот тонкий лист, теперь искрится радостью и в то же время окрашенное моей печалью и запятнано моей судьбой. Я, конечно, не фаталист, но полагать, что наша встреча с Солом не случайна мне нравится намного больше, чем искать в этой случайности потайной смысл”.