Холмов трагических убийство

22
18
20
22
24
26
28
30

– Мне надоело, слишком уж долго ты раздумывал. – сказал Вилли, зная, что его точно оставят в живых. -Пришлось оставить тебя без выбора.

И что получил Донлон? Кого бы он не выбрал, все равно он будет иметь дело с предателем. Любой выбор приводит к одним и тем же последствиям, ничто не важно и никто не вершает ничью судьбу. Получается, все бессмысленно?

Его гневу не было предела, но и убить уже не сопротивляющегося Говарда – он получил все чего хотел – Джон не мог. Шеф не давал взять верх своей ненависти над желанием закончить дело, он понимал, что прерывание жизни Говарда здесь и сейчас до добра не доведет. Донлон схватил его, надел наручники и повел в машину, пока все продолжали впечатляться багровой картиной, написанной на золотистом полотне.

Планк понял, о чем ему говорил шериф пару часов назад, и ему сразу стало противно при виде тела. Мик ухмыльнулся, но это было и неудивительно – для него он не имел никакого значения.

– Идите в машину. Думаю, мы сразу отправимся в Блессуорт. – сказал Бенсон. -Донлон рано или поздно вытрясет из Говарда всю душу, пока тот не расскажет ему правду. Ему нужно остаться здесь, и он это знает. Он даст все сведения констеблям, которые приедут, уверен, уже через час-полтора.

Пишу это через сорок лет после всего произошедшего, но до сих пор помню и одурманенное лицо Джона, и труп тогда незнакомого мне Рона Уэбли, о котором Донлон рассказал мне позже. Прочитав отчет, я ужаснулся всем подробностям, мною описанными. Не понимаю, как тогда я продолжил смотреть на безжизненную неопределенную форму кожи и костей… Может, тогда я был потрясен и одновременно чувствовал вину по отношению к шерифу за случившееся. Ведь… не начав бы я расследование, ничего бы этого не случилось. Как не случилось бы и того, о чем расскажу я дальше…

Из книги “Дело о Безликой Семерке”

“Как он мог это сделать? Это невообразимо. Он псих… да, он псих. В смерти Рона виновен он, он пристрелил его. Что я такого сделал, чтобы испытывать это все? Неужто сама господь-судьба спустилась ко мне с небес, чтобы сказать: “Это твой последний миг?”

Если это так, то я ненавижу свою судьбу. Если она, конечно, у каждого своя”. – раздумывал Джон, сурово сидя на стуле. При каждом повороте его мысль становилась все более мрачной, он начинал терять ее, чаще забывать. В полусне его отрезвлял только свет люстры, не видя который он сразу погружался в дремоту.

– Едьте к лесу около Гилт-стрит. Там особняк. – сообщил Мик из машины в рацию. -В нем вы обнаружите кое-что интересное… Так вот, зафиксируйте это и запишите, все, что скажет вам Донлон. Мы уже едем в Блессуорт, приказ остановить поиски. Повторяю, приказ остановить поиски!

Вилли, сидевший на соседнем кресле, наслаждался своим сумасшествием, казавшимся ему гениальностью. Теперь он ничего не желал от Джона – будто тот искупил грех перед ним. Но какое-то чувство незавершенности все же преследовало Говарда. Будто он не закончил что-то начатое или закончил не так, как хотел. С дикой улыбкой он глядел в окно, иногда похлопывая ладонью по ноге. Теперь сомнений не было – этот рыжий настоящий чокнутый, им движут не чувства, а какие-то странные идеи. Можно полагать, что через какое-то время все станут мыслить как он, и это новая ветвь эволюции. Но знаете, когда перед вами ведет свой монолог эксцентричный чудак, что убил по меньшей мере одного человека, это не первая мысль, которая приходит вам в голову.

В конце концов, детектив и трое детей в три часа дня подступили к Блессуорту. Это было каменное сооружение метров тридцать в высоту. По бокам находились две смотровые башни, на которых можно было различить двух мелких человечков. Мик вывел Говарда из машины и велел оставаться детям в ней, с чем они неохотно, но согласились. Бенсон без всяких переживаний переступил белую черту, обозначающую начало территории сооружения, и оказался в месте, представляющееся ему знакомым. Как писал Сол в своих отчетах, чтобы описать Блессуорт, недостаточно расхвалить изысканность, грандиозность и масштабность его структуры – нужно перед самим описанием этого места добавить “БЛЕССУОРТ”, и, что важно, именно в верхний правый угол выделенным шрифтом – так его описание будет выделяться от всех остальных.

БЛЕССУОРТ

Мик приоткрыл дверцу и вместе с Вилли зашел в главное здание. Снаружи эта громадина казалась заметно менее изящной, чем изнутри: множество колонн, стоящих ровно в ряд, отличались не столько своей толщиной, сколько вырезанными на них волнистыми линиями, пересекающимися между собой и уходящими ниже, куда-то глубоко под землю. Впереди было видно три больших арки, и каждая вела через свой коридор в специализированное отделение – слева находилось помещение для сошедших с ума, в центре – для особо опасных, которые совершили не одно тяжкое преступление в жизни, и справа – отдел для простых “везунчиков” (именно такое название тех, кто там находился, приводит Джон в своих заметках). Между ними находилась скругленная стойка, за которой сидело множество людей в очках, а за ней – два лифта. Здесь Мика знали не понаслышке – когда-то ему уже приходилось встречать с распростертыми объятиями новые группы пойманных, еще не знавших, что их ждет. Он был самым обычным надзирателем, и смотрел в никак не угасающие глаза, пылающие надеждой о свободе. Но больше он так не мог – та правда, которую он скрывал, он больше не мог хранить в себе, его разрывало на куски, когда он, очередной раз, подавая обед приговоренному на долгий срок мученику говорил, что все будет хорошо. После этого он стал тем, кто обрекает людей на эти муки. Лучше ли это того, кто лишь наблюдает за всеми страданиями?

– Здравствуйте, мистер Бенсон! – почти хором воскликнули сидящие при виде Мика.

– Мм, они тебя еще помнят… – буркнул Вилли.

– Замолчи сейчас же. – оглядываясь по сторонам, сдержанно произнес детектив.

– О, я уж и позабыл…

Внезапно кто-то схватил Мика за руку. Он быстро обернулся и увидел Планка вместе с его друзьями.

– Я ведь сказал вам ждать в машине. – нервничая, тише сказал он.