Дверь расхлопнулась, и в комнату вошли констебли. Джон сразу встал с небольшой табуретки и, повернувшись к ним, сказал:
– Пулевое ранение, калибр – 10,35 миллиметров. Убийца уже пойман, находится в Блессуорте, его оставьте мне, остальное полностью под вашим контролем. Если нужны будут дополнительные сведения, у меня их нет. Да и желания рассказывать об этом не имеется. Удачи в дальнейшем расследовании… А пойду заниматься своим. И еще: изучите все связи Уэбли, и предоставьте мне список всех имен, с которыми он когда-то сотрудничал. Они точно должны быть где-то либо в его доме, либо в его кабинете. Но учитывая то, что он уже давно не работает там, где я предполагал, первый вариант выглядит наиболее правдоподобным. Затем возвращайтесь на свои посты, я не знаю как скоро вернусь.
Впереди идущий полисмен утвердительно кивнул в ответ на просьбу Донлона и прошел дальше, к трупу. Он в перчатках поднял пистолет, лежащий рядом с ним, и осмотрел его.
– Попахивает дактилоскопией.
– Зачем она нам? Мы знаем убийцу, знаем жертву. Разве нужно что-то большее?
– Сэр, я не хочу вас обвинить, но ваш отказ подозрителен.
– Послушай, если бы я убил его, то меня бы тут уже не было. А теперь иди занимайся своим делом, пока окончательно не довел меня.
Страж порядка продолжил рассматривать мертвеца. Через пару секунд прозвучал щелчок, а затем легкий хлопок, и Донлон в одной рубашке стоял на улице, принимая на себя все презрительные взоры небес. Капли дождя облили его с ног до головы, и продолжили делать это, если бы рядом не проехал пожилой мужчина, который оказал шерифу бесценную в тот день услугу – подхватил его и пообещал отвезти до города. Они еще долго разъезжали по волнистым склонам зеленых холмов и безжизненным сухим равнинам, пока не добрались до участка, у которого Джон вышел и, любезно вручив своему спасителю символических двадцать долларов, без памяти лег упал скамью и задремал, бессознательно стараясь отправить все отпечатавшееся у него в памяти в забвение.
Утром шеф обнаружил у участка машину, на которой, по всей видимости, вернулись Мик и дети. Джон вдруг вспомнил детство – беззаботное, воспевающее идею вечной жизни. Он стал припоминать те жаркие дни, в которые он просыпается под звук весенних капель, соскользающих с листьев деревьев в лужицы, образовавшиеся после короткого дождя. Затем в его воображении представилось безграничная, заполненная зеленой травой поляна, в которую он убегал, когда ему хотелось. Там он мог проводить сутки, в тайне используя оружие отца в качестве развлечения.
Пристрастие к оружие у него проявилось именно тогда – он видел искусство в стрельбе. Его восхищал не сам выстрел, а то, как он легко расправляется с пойманными целями. Как легко, нажав на курок, можно закончить жизнь другого. В этом он находил основную особенность пистолета – в смерти не ощущалось тяжести, она не казалась ему чем-то стоящим или серьезным, он никогда не ощущал ее цены. До определенного момента.
Из отделения вышел Мик. Он прищурился и посмотрел на голубое небо.
– Замечательное утро для того, чтобы продолжить дело, не так ли? – вдохновенно спросил он Донлона.
– Та-ак. – вздохнул другой. -Ты не устал от всего этого?
– Я? Не знаю. Когда я работал в Блессуорте было хуже, с этим ничего не сравниться.
– Почему ты так уверен?