Разбегающиеся миры, или Вселенская толкотня локтями

22
18
20
22
24
26
28
30

Топтыжный допрашивал отца Милены – академика Андрея Петровича Кузовлёва. В связи с пропажей дочери и её возможной прикосновенностью к шпионажу, академика вызвали с острова Новая Земля, где он на объекте «Моно» вместе с российскими учёными проводил фундаментальные научные исследования стратегического значения. Следственное действие длилось долго: во-первых, полковнику было о чём спросить Кузовлёва, во-вторых, Андрей Петрович был расстроен исчезновением дочери и на расспросы реагировал довольно заторможено.

После установления личности допрашиваемого и выполнения предварительных уголовно-процессуальных формальностей, Иван Сергеевич предъявил учёному документ о допуске следственной бригады к тайне особой государственной важности – к совершенно секретным разработкам, которыми тот занимался.

– Перед вылетом в Москву ваш коллега, генерал госбезопасности Лазарев, отвечающий за «Моно», уже предупредил меня об этом, – прочитав бумагу, сказал Кузовлёв.

– Порядок есть порядок, – пояснил Топтыжный. – Андрей Петрович, расскажите, пожалуйста, когда вы узнали об исчезновении вашей дочери, и как она познакомилась с Листратовым?

– Милена перестала мне отвечать по мобильнику недели уж как полторы, – припоминая, прищурился тот. – Тогда же замолчали и домашний видеофон, и телефоны Листратова. Я как-то не придал этому значение – молодёжь, увлечены только собой, да ещё ждут ребёнка…

Что касается знакомства с Листратовым, – сетка морщин вокруг глаз академика углубилась, – то оно произошло года два назад. Дочка предупредила меня, привела Георгия домой и официально представила. Серьёзный молодой человек. Весьма сведущий в науке и технике. Милену он очень любит. За это время зарекомендовал себя положительно. Могу сказать о нём только хорошее.

Завершая тираду, Кузовлёв сделал особый упор на двух последних словах, а его твёрдая интонация словно предупреждала:

«Я не знаю, что там у вас против Листратова, господин Топтыжный, а у меня – вот так».

Иван Сергеевич, выслушав учёного, невольно обозначил улыбку уголками губ: ему нравились верные товарищи и уверенные в себе натуры.

– Что же свело вашу дочь и Листратова? – задал он следующий вопрос.

– Что свело? – от воспоминаний академик снова прищурился. – Понимаете, Милена учится на психолога. Она готовит дипломную работу на тему о заочном методе изучения личности. Её привлекла фигура первого космонавта Юрия Гагарина. Вот дочка и обратилась к Георгию, учитывая специфику его деятельности, а также возможность необычной формы подачи материала…Кгм-кгм…Принимая во внимание ваш интерес к Листратову, сразу упреждаю: моя встреча с ним произошла по инициативе Милены. Георгий со мной нацелено знакомства не искал.

– Вы рассказали о формальном поводе к сближению молодых. Но в дальнейшем их, наверняка, связали какие-то более фундаментальные вещи?

– Что же ещё, кроме любви? Стоп! Вру…Милочка…То есть, Милена как-то призналась мне, что Георгий напоминает ей Гагарина внешне, а пуще всего – внутренне: душевной теплотой, порядочностью, добрым юмором, взаимовыручкой. Допустим, для неё он заказ исполнил бесплатно ещё до их сближения. По просьбе Милены он и другим бескорыстно помогал. Хым…, – сам себе удивился Андрей Петрович. – Я как-то не придавал тому значения…Не исключено, что он тем её и покорил. Да присовокупите сюда то, что я напел дочке, когда она была ещё маленькой, сказки про космочела. Вот она и ждала такого принца.

– Извините, не понял – признался Топтыжный. – О чём вы? Что ещё за «космочел»?

– Видите ли, существует такое понятие как монизм, – оживился Кузовлёв, «седлая» своего идейного «конька». – Монизм – философский принцип, признающий единство мира. Для меня это единство состоит в том, что развивающаяся материя рождает всё сущее, в том числе и сознание. Но единство не означает застывшую

монолитность. Мироздание представляет собой прогрессирующую

систему со сложной структурой.

Вообразите себе кашу, варящуюся в гигантском котле, – академик жестами изобразил помешивание блюда черпаком. – И периодически в этом вареве возникают пузырьки. Таким пузырьком является и Наша вселенная. 15-20 миллиардов лет назад она пребывала в так называемом сингулярном состоянии, когда занимала объём меньший, чем атом водорода. Затем произошёл так называемый Большой взрыв, основанный на реакции монополей – фундаментальных субфизических частиц. В результате стал формироваться Наш мир: разбегающиеся галактики, звёздные системы, планеты…Происходил позитивный процесс рассеяния материи, создающий условия для возникновения жизни и мыслящих существ. Однако линейное продолжение такой динамики не может длиться вечно. Если энергетическая реакция взаимодействия между светлой и тёмной материей идёт активно, то вселенная, в конце концов, лопается. Если же эта реакция затухает, то происходит коллапс. Но, и в первом и во втором случае, энергия умершей вселенной возвращается в первобытную кашу, её породившую. Вот схема энергетической перезарядки, вот тот алгоритм, по которому извечно и функционирует мироздание.

– Получается, что всё однажды падёт прахом? – без оптимизма, но заинтригованно констатировал тезисы академика полковник.

– Не факт, – не присоединился к его пессимизму учёный. – Разум способен запрячь в колесницу истории, и заставить трудиться на себя любую природную силу. Человек не может отменить сущность энергетической перезарядки материи, но вполне может изменить форму проявления монопольной реакции. Однако всемирная регуляция подвластна лишь коллективному разуму, действующему слаженно и в интересах всего позитива развития. Увы, сегодня человечество, образно говоря, всё ещё пребывает в отживающей фазе разбегания галактик. Только у нас разбегаются иные галактики – происходит отчуждение душ. Под принудительным единством земной цивилизации царит вселенская толкотня локтями. И если нас не объединят люди новой формации – космочеловеки или космочелы, мыслящие вселенскими категориями, наше поражение перед слепо действующей стихией неизбежно.