На войне, как известно, мелочами вроде насморка, ангины, поноса вообще не болеют. Не болеют, разумеется, настоящие воины. Вот и Тишка держался стойко: «Подумаешь, хрюнделей навесили. Превозмогём!»
А однажды Шранк и вовсе повёл себя непонятно. По окончании очередной экзекуции он, для отвода глаз вталкивая студента взашей в камеру, шепнул ему:
– Если вызовут в пыточную, а я вдруг вякну про Освенцим, будь готов ко всему…
Глава шестая
1
.
Полковнику Топтыжному из Перми поступил «груз особого назначения». Вчера нежданно-негаданно по шифрованному каналу с Иваном Сергеевичем вышли на связь из краевого управления КГБ и известили об объявившемся Листратове, который самолично запросился к нему на аудиенцию. И вот сегодня «груз-400» в виде агента Глюка прибыл «на конечную станцию», то бишь в чекистскую цитадель на Лубянской площади.
– Ну что, Глюк, явка с повинной? – спросил его полковник, когда Листратова завели в кабинет.
– Явка с повинной, – покаянно вздохнул тот.
– Выкладываем всё без утайки?
– Угу. Без утайки.
– Слушаю тебя, Жора, – сказал чекист, беря протокол и нажимая на тумблер диктофона.
И агент приступил к исповеди. Он действительно выложил всю подноготную: и про сотрудничество со «скунсами», и про аппаратуру, и про Милену. Внешне Иван Сергеевич поглощал информацию сосредоточенно и ровно. Меж тем, в мозгу у него эпизодически вспыхивало что-то наподобие протуберанцев, особенно в той части изложения, когда зазвучали предложения про резонатор, а также о Бобе Сноу.
– Кроме изобретений Сноу у тебя ничего не пытался выудить? – как бы мимоходом осведомился полковник, когда Глюк замолчал.
– Пытался, – с готовностью подтвердил тот. – В мае этого года на международной научной конференции в Доме учёных я общался с отцом Милены Кузовлёвым Андреем Ивановичем. Мы беседовали как …м-м-м…два близких человека. Это случайно увидел Сноу. Боб понял, что между нами особые отношения. И сразу же, выгадав момент, американец завёл речь о Кузовлёве и об объекте «Ост». Чего уж душой кривить, я был повязан, а потому, для отвода глаз, посулил кой-чего разнюхать. Но я ж не маленький: отличаю продажу технологических секретов невоенной тематики от прямой измены Родине. Это и ускорило мой побег. А на Западе я бы соврал, что вынужден был срочно свалить из России, так как меня раскрыли вы, Иван Сергеевич. Посему, клянусь: по «Осту» я ни грамма не слил – нечего сливать было.
Уточнив у Листратова ещё некоторые детали, Топтыжный резюмировал про себя, что на сей момент, пожалуй, он выжал из агента максимум возможного. Дальнейшее требовало проверки.
– Что ж, Жора, – раздумчиво проговорил оперативник, потирая лоб, – сам понимаешь, что твоё будущее напрямую зависит от того, как тебе удастся загладить вину перед державой.
– Моё будущее напрямую зависит от будущего Милены, – вежливо, но твёрдо поправил его тот. – И я у вас стопудово из-за неё. Ради неё я сделаю всё, что вы мне скажете. Прошу об одном: спасти её от бандитов. Христом-Богом молю, Иван Сергеевич!
– Чего молить-то? – сдержанно укорил его полковник. – С бандитами за наших людей я и так обязан воевать. О долге же перед страной я потому завёл речь, что и Милена твоя – часть её. Я, может, говорю, что называется, высоким штилем, но говорю то, что есть. Осознал?
– Осознал.