По другую сторону Алисы

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да? – Резко прозвучал мой голос.

– Милая, у тебя всё хорошо? – Милая?! Благоверный молодость вспомнил, или просто сильно приложился обо что-то головой после моего побега?

– Да, Джо. Если не считать смерти моей самой родной женщины на свете, то я в полном порядке, – и оборвала звонок. Даже выключила мобильный. Ну его к чёрту. И Джозефа, и телефон.

– Пойдём куда-нибудь, выпьем кофе. Я не могу больше находиться в этом доме, – обратилась я к однокласснице, вставая на ноги.

– Да, да, конечно. Пойдём, дай мне только пять минут, – засуетилась Мария. Мне срочно нужно на воздух.

Смена обстановки, две огромных чашки капучино привели меня хоть немного, да и ненадолго, но всё равно в некое подобие адекватного состояния. Тёплый вечер поражал полным отсутствием радости. Даже тому, что нет дождя. Но мне казалось, гроза была бы сейчас очень даже к месту. По крайней мере, было бы меньше улыбчивых и смеющихся лиц на Невском. Мы с Машкой уныло плелись домой пешком. Как только мы ступили за порог квартиры, я незаслуженно в адрес Марии буркнула:

– Я спать. Спокойной ночи, поговорим утром. Я лягу в бабушкиной спальне, занимай мою, там уже постелено, – и не дождавшись ответа поспешно удалилась в комнату.

Мне казалось, что бабушка и не умирала, она просто убиралась на кухне, пока я решила поваляться перед сном в её кровати, как в детстве. Глаза от слёз уже болели. Пошарив рукой в ящике прикроватной тумбочки, я нашла снотворное Алевтины Анатольевны. Быстро проглотив спасительную таблетку, стала засекать положенные двадцать минут, спустя которые лекарство должно было меня погрузить в страну Морфея. События, последних нескольких дней, пронеслись передо мной отрывочно, словно я наблюдала за собой со стороны. Может, ничего и не было? Я открою утром глаза, а бабушка готовит завтрак и причитает: «Алисочка, девочка, ты так похудела в своём Лондоне». Издав последний тихий всхлип, я погрузилась в беспокойный, полный тревоги сон.

Проснулась я среди ночи от капель дождя, невероятно громко барабанивших по оконному стеклу. Опираясь руками о подоконник, в открытое окно смотрела моя бабушка.

– Ба? – негромко произнесла я в темноте. Женщина повернула ко мне голову с безупречно причёсанными волосами, собранными, как всегда, в аккуратный пучок. Её улыбка была печальной, но в тоже время полной нежности:

– Алисочка, ты чего так рано проснулась? – Я не могла поверить в происходящее. И правда, всё это дурной сон. Я торопливо стянула с себя одеяло и встала с кровати.

– Да дождь разбудил, льёт как из ведра, – я поёжилась от ветра, и мне очень хотелось закрыть уже это чёртово окно. Направилась к бабушке, но, не успела я до неё дойти, как хорошо поставленный голос преподавательницы меня остановил:

– Дорогая, подожди. Мне пора уже, и так задержалась… Люблю тебя бесконечно, – и с этими словами она села на подоконник, развернулась, высунув ноги в проём, и спрыгнула в черноту за окном.

Я окончательно проснулась от своего крика. Вода стекала на пол с подоконника, вчера вечером я забыла закрыть это проклятое окно. На часах пять тридцать.

Новодевичье кладбище в столь мрачную погоду выглядело удручающе. Стоя в черном мятом платье, которое моя бабушка определённо не одобрила бы и, спрятав свои опухшие красные глаза за широкими тёмными очками, нисколько меня не украшавшими, я наблюдала за тем, как гроб из вишнёвого дерева с телом моего самого дорогого человека, скрывается за пахнущей сыростью землёй. Маша держала меня под руку, чтобы я не кинулась вслед за бабушкой. От отпевания в церкви мы отказались, обе боялись этого не пережить. Точнее, Мария не была уверена, что я не потеряю сознание прямо во время службы. А потому лучше не рисковать. Как можно смириться с утратой? Пройти все стадии горя? А что потом? На могиле образовался небольшой холмик, к которому я очень медленно приблизилась и водрузила на него несколько розовых гвоздик. Это были любимые цветы Алевтины Анатольевны. К нашей скромной процессии присоединилась Ульяна Марковна. Она промакивая старым платком выступившие слёзы, добавила к моему букету два нежных белых пиона. Наверное, привезла с дачи. Школу я даже оповещать не стала, эгоизм чистой воды, но сил всем этим заниматься и выслушивать соболезнования у меня не было.

– Доченька, ну как ты? На квартиру поедем, помянем Алевтину? – Положив свою узкую ладошку мне на плечо, тоненьким голоском спросила меня старушка. Я мрачно созерцала столь нежную цветочную композицию, абсолютно неуместную в этот тёмный день. Я им, конечно, обещала небольшие поминки в бабушкиной квартире, но подруга может пока справиться и без меня, а я постараюсь присоединиться позже. Придётся немного слукавить.

– Ульяна Марковна, Вы с Марией поезжайте, а мне пока нужно уладить некоторые финансовые вопросы… Сами понимаете, – я с надеждой воззрилась на соседку бывшей учительницы. Старушка и не заподозрила ничего. А может, просто виду не подала:

– Конечно, деточка. Машенька, пойдёмте, – и, уцепившись сухенькой рукой в Машино предплечье, повела мою подругу прочь с погоста. Одноклассница повернула голову ко мне, бросая жалобный взгляд. Я лишь пожала плечами. А кому сейчас легко?

Взглянув на последнее пристанище бабушки, я негромко произнесла, обращаясь непосредственно к Алевтине Анатольевне:

– Я буду скучать. Я уже скучаю, – слёзы причиняли боль. Я двинулась в противоположную выходу сторону. Нужно помыть руки и прийти в чувство, иначе до дома я просто не доеду. Раздалась тоскливая трель телефона. Мне уже всё кажется тоскливым. Не без труда я извлекла из сумочки мобильный, на дисплее белыми буквами горело ненавистное имя – «Джо». Я убрала сотовый обратно. Не о чём нам с ним пока разговаривать.