Седьмое Солнце: игры с вниманием

22
18
20
22
24
26
28
30

В ушах зазвенело, звон перешел в оглушительный свист, он все нарастал по силе и быстро достиг апогея, словно врубили мощные колонки и их заклинило. Когда давление сделалось совсем нестерпимым, раздался оглушительный треск и все разом стихло. Но зрение еще подводило. Проморгалась – не помогло. Казалось, словно реальность вокруг была соткана из петель и сейчас они лопались и распускались, обнажая прорехи, сквозь которые просвечивала другая картина. Ее охватил мучительный дисбаланс всех органов чувств, будто она присутствовала в двух мирах одновременно, принимая импульсы от обоих. А затем одна реальность начала медленно таять…

– Шух… шур… хык… хык… дзынь… дзынь… – внимание зацепилось за звук. Она постепенно приходила в себя. Что-то скреблось и шебуршало под ногами. Резкий запах ударил в нос: смердело гнилью, кислятиной и застарелой мочой. Взгляд невольно пополз вниз, под стол – огромная крыса с голым хвостом и отвратительной проплешиной на серовато-коричневой шерстке выгрызала из железной миски остатки съестного. И… что-то не так было с дорогим паркетом. Напрягла зрение – пол стал другим. Этот не мылся уже давно и был покрыт толстым слоем налипшей грязи, вперемежку с раздавленными объедками и прочим мусором. Сверху черными точками валялись трупики насекомых, в основном мух, прилетевших сюда осенью в поисках смерти. В отдельных местах еще проступал элемент рисунка – да, пол когда-то застилал линолеум. Теперь же он истерся до дыр и больше не мог скрывать деревянные балки, почерневшие от сырости и времени.

Катя запоздало вскрикнула и отскочила. Табурет, протяжно скрипнув, опрокинулся назад. Уперлась глазами в стол – он лишь немногим превосходил пол по опрятности. Замызганная скатерть, щедро изрезанная до облупившейся белой краски, с засохшими разводами, чем-то налипшим и потерявшим изначальный вид… скользнула по надтреснутой тарелке в центре с заплесневевшей краюшкой хлеба и трем засаленным кружкам с вонючей жижей по краям. Та, что стояла ближе, почти пустая… ощутила во рту резкий привкус тухлой кислятины и живот скрутило болезненной судорогой. Ее вырвало прямо на пол.

Сбоку тихо заскрипел чей-то смех. С трудом разогнувшись, повернула голову на звук. На нее пялилась безобразная старуха с паклей редких седых волос, крючковатым носом и лицом, изрытым глубокими бороздами морщин. Заношенный махровый халат давно выцвел, а местами протерся и пошел надрывами, абы как стянутыми белыми нитками; он был запахнут сбоку большой ржавой булавкой. Поймав Катин взгляд, старуха захихикала громче, обнажая осколки гнилых передних зубов и с безумной злобой чиркнула по полу ногой в шлепанце, с мерзким хлюпаньем раздавив какое-то насекомое. Девушку передернуло от отвращения и испуга. Сейчас она находилась не о особняке тренерши, а в ветхой хибаре. Сверху нависал потолок, разукрашенный следами старых и недавних протечек и почерневший по углам плесенью, на неровных стенах кусками пузырились обои, полу обглоданные мокрицами и прочей живностью. Там, где они отвалились совсем, зияли глубокие трещины в штукатурке, сквозь которые проступало серое нутро самана. Окна с трудом пропускали свет: заколоченные деревяшками, тряпками и драным полиэтиленом, они казались лишь нелепыми провалами в поверхности стен. Вместо мебели вокруг громоздилась какая-то рухлядь: покосившийся шкаф, кухонные ящики, полуизломанные и заляпанные жиром, кровать с продавленной сеткой в углу, плита с впалыми конфорками, покрытая желтым налетом и копотью. В раковине покоилась помойная тряпка, приглушающая звуки подтекающего крана. Все обветшалое, липкое, засранное… И что-то смутно напоминающее ночной горшок… посередине… нет, лучше туда не смотреть…

Вздрогнула, когда дрожащая рука обхватила запястье. Мила, бледная, с горящими глазами, тянула к выходу. Жалобно простонала, затем хлопнула дверь, и они вывалились наружу, жадно хватая ртом свежий осенний воздух. Участок перед домом был густо усеян хламом и тряпьем, прогнившим и уже частично вросшим в землю. А рядом, на иссохшей ветви старой яблони, мирно покачивались на ветру их куртки. Стянули с дерева и через дырку в заборе выбрались на улицу. На Катю вновь накатила дурнота, в голове зашумело, а ноги сделались ватными, но напарница упорно тащила дальше. У синей калитки наконец остановились и перевели дух.

Пенсионерка, у которой они узнавали дорогу, все еще была здесь – сжигала мусор вместе с ветками и опавшими листьями.

– Ну что, сходили к Петровне? – поинтересовалась, завидев девушек. И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Недавно с телевидения приезжали, ее в новостях покажут… За какие заслуги, спрашивается? Она-то, помимо пенсии, еще и пособие получает, да ведь не тратит, все копит… а что я сорок лет учителем в школе промудохалась, последнее здоровье положила… неинтересно никому, на десять тысяч выживаю. А ей вон помощь собирают, ремонт хотят сделать… а что у меня крыша течет никому и дела нет!

У Кати в голове царил полный хаос. Казалось, было нечто общее в речи женщины тогда и сейчас… но никак не получалось зацепить, что именно и связать воедино. Ее замутило сильнее, а когда та подпихнула в костер откатившийся рваный пакет, и он сразу сжался и почернел, – и вовсе вырвало. Пенсионерка подозрительно покосилась, на сей раз изучая внимательнее:

– Что-то вы не похожи на журналисток… – в голосе засквозило явное неодобрение, – такие молодые, а уже нахлестались… – взгляд наполнился откровенной враждебностью. – Шли бы отсюда, прошмандовки… пока милицию не вызвала, – и она на удивление резво скрылась за калиткой, даже клюку позабыв на входе. Видимо, так спешила исполнить свою угрозу.

И девушки, пошатываясь, побрели дальше, надеясь через проулок выйти на остановку автобусов.

Глава 33. Ошибка

Катя сидела в пиццерии в центре города и мрачно сверлила взглядом два треугольных кусочка теста. На подрумяненном хлебе среди расплавленного сыра прятались ломтики колбасы и колечки помидоров. Так и просились быть съеденными. Но увы, не сегодня… С тяжелым вздохом отодвинула тарелку. Раньше ей казалось забавным давать заведениям смешные клички, изменяя или добавляя в название пару букв, но сейчас это сыграло с ней злую шутку. Пиццерия, из оригинала превратившаяся в Ташнир, как никогда оправдывала свое прозвище – девушку ужасно тошнило. После интервью прошла почти неделя, но до сих пор перед глазами стояло содержимое той кружки, и кусок в горло не лез. Таблетки от тошноты не помогали, а Саша не умела лечить психологические травмы. И Катя пришла сюда с последней надеждой, что вкусная пицца, которую в былые времена она могла умять целиком, пересилит отвращение и вернет аппетит. Увы, не прокатило…

Вновь тяжело вздохнув, уронила взгляд на большие круглые часы напротив – шесть вечера. Через час собрание группы. Но нет, она не пойдет: Мила уже по-любому все выболтала, и ее теперь засмеют. В памяти всплыла ухмыляющаяся физиономия старосты, и девушка совсем скуксилась. Достала из сумочки телефон. Может, Антону позвонить? Вдруг что-то знает и подскажет?

Несколько ночей она провела в раздумьях, стараясь понять, что случилось с ними в том злополучном доме. Склоняясь то к гипнозу, то к наркоте в печенюшках, то к неполадкам с головой. Мила судила обо всем со своей колокольни – мол, в тетку вселился демон и навел на окружающих морок, но всевидящий Бог их не покинул и разрушил иллюзию. Но Катю подобное не устраивало: на дворе 21 век, она почти врач, а тут какая-то религиозная фигня. И потом, даже если допустить правдивость такого объяснения, то люди вокруг должны были, очнувшись от наваждения, крайне удивиться, обнаружив вместо дворца ветхую лачугу. Но взять ту же пенсионерку у калитки – она ведь говорила о тренерше, словно ничего не случилось, будто та изначально была полоумной старухой. Как такое возможно?! Однако, несмотря на несостыковки в объяснении напарницы, Катя волей-неволей была вынуждена признать, что Мила обладала Силой и, столкнувшись с «внушением» тренерши, победила. Сейчас ей казался смешным и странным тот внезапный порыв все бросить и мчаться добывать деньги, как золотоискатель на новые прииски. Золотую лихорадку подцепила, не иначе. От Инессы явно исходило влияние и она (Катя) поддалась, а вот Мила нет, и стоит как-нибудь посетить ее церковь и посмотреть, откуда черпается такая сила…

Девушка спохватилась, вспомнив про Антона, и набрала смс: «Нужно поговорить и адрес». Палец замер над кнопкой отправить. Задумалась. Как-то неудобно… и потом, он наверняка на собрание пойдет. Да и вообще, болтовня не поможет справиться с тошнотой, тут что-то посерьезнее нужно. И В.Д, как назло, куда-то пропал, сейчас бы не помешали его советы. Он и раньше засыпал надолго, но, сосредоточившись, она могла ощутить, как тот беспокойно ворочается, обижается или бормочет нелепицу на задворках сознания. Бывало, он затихал совсем, но только сейчас Катя поняла, что даже в такие моменты В.Д по-прежнему оставался рядом. Это присутствие, к которому привыкаешь, воспринимаешь как должное и перестаешь обращать внимание, и которое осознаешь уже позже, по сменившей его пустоте. Такое его исчезновение начинало тревожить.

Немного поколебавшись, спрятала телефон в сумочку. Поерзала на стуле. Пожевала нижнюю губу. Постискивала холодеющие пальцы. Достала его вновь и замерла над светящимся экраном. И отправила это сообщение Владу.

После беседы с Игорем она немного смягчилась к парню. Он, вероятно, не настолько плох – как оказалось, с той девицей из клуба и не было ничего, а по поводу записи и выводов Антона – тут явно где-то закралась ошибка. Девушка припомнила: ведь птицу-то она увидела до того, как столкнулась с Максимом, а затем пернатая ей приснилась. А это значит, что идея про экстрасенса, указавшего ее адрес, весьма сомнительна: зачем Сове-блондинке вести слежку еще до происшествия с братом Влада? Скорее, бессмысленные обрывки реальности вклинились в сон, как часто и бывает. А на видеозаписи с камер, может, и не было ничего ужасного, ведь Антон сам сказал – там все неоднозначно…

Катя быстро спрятала сотовый в сумку. Придет или нет? Заозиралась по сторонам. Поправила рукава кофты, покашляла, прочищая горло, и с прямой спиной села на краешек стула. Пробыла в такой позе ровно одну минуту. Ну нет, он не может так быстро здесь оказаться, она еще успеет. Подскочила и побежала в туалет. Причесалась, подкрасила губы. Вернулась за столик и расположилась в прежней позе. Сердце бешено колотилось в груди, ее потряхивало. «Это просто из-за азарта и голода», – успокаивала сама себя. Каждый хлопок двери за спиной вызывал страх и сулил надежду.

Через час, когда уже устала нервничать и собралась уходить, кто-то подсел за столик. Сердце вспорхнуло испуганной птицей, но, ударившись о ребра, послушно вернулось на жердочку. Выждала несколько секунд и подняла глаза. Влад напряженно ее разглядывал. И молчал. С минуту они просто смотрели друг на друга. Наконец девушка не выдержала. Облизнула пересохшие губы и начала говорить:

– Конечно, мне интересно, что было на том видео… но сейчас на первом месте другое. – Парень не подавал голоса, и она продолжила: – Я стала свидетелем поистине мерзкой вещи… – внезапно в памяти всплыла картинка с кружкой и замутило сильнее. С трудом сглотнула подступивший к горлу ком, – и теперь меня воротит от еды.