– Как мне вать? Хотю вать.
– Ну, ты можешь многое другое, что детки не могут. – Чёрнсын взъерошил сыну волосы.
– Люблю тебя… – пробормотало дитя, наконец засыпая. – Ты левнуес…
– Я свихнусь! – пожаловалась Мэри, ложась к мужу с другой стороны. – Как поговорили с Глебом?
– Да ну его, истерику устроил! – Чёрнсын аж передёрнулся.
– А ты…
– Слушай, – перебил её Артур решительно. – к Отцу Моему я даже тебя ревновать не могу! Он – для меня всё! А вот то, что ты осталась тогда в Вишнёвке… Когда Глеб наконец, сменит тело? Да, могу тебя порадовать – он ушёл от Франсин.
– Что? – Мэри аж села.
– А я надеялся тебя обрадует, что ЕЙ больно.
– А тебя радует, что мне больно? – возразила Мэри с горечью. – Что бы я не чувствовала к этой несчастной женщине – мне всегда было её жалко!
– Да я знаю, мой драгоценный ягнёночек, – шепнул он, и жена его снова прикорнула у него под рукой, уже до конца этой ночи.
* * * * *
Мэри ничуть не сомневалась, в каком виде застанет Глеба в его городской квартире – опять в обнимку с бутылкой.
– Так, – холодно поинтересовалась она. – Что к Люси Гонзалес мы уже не ходим?
– Она исчезла в Вишнёвке, – грустно отозвался тот. – Бренду я всегда презирал и ненавидел, а Франсин Тремблей сама не хочет быть со мной.
– Налей мне тоже, – приказала Мэри, ставя себе такой же стакан, как у него.
– Это не вишнёвый коньяк, Хозяюшка, а самогон!
– А то я по запаху не чувствую, – проворчала Мэри.
Он покачал головой, но налил, а она спокойно выпила.
– ЗдОрово, – ухмыльнулся Орлов. – Сынок наш научил?