«Конечно!» одёрнула себя Франсин. «Она – его любимая! Даже странно если бы он выбрал другую.»
Она пошла собираться.
* * * * *
Когда она с сыном вошли в кухню, Глеб, ещё в халате, задумчиво смотрел в холодильник, а Софочка в кокетливом пеньюаре, не скрывавшем, а подчёркивающем все её аппетитные формы, изогнувшись, сидела на стуле.
Перед ней стоял высокий стакан с соком, который девушка оглаживала двумя руками, не спуская глаз с Глеба, и думая явно не о напитке.
«Это твои ""девичьи грёзы"",» хотела сказать Франсин, но ей было уже всё равно.
Глеб обернулся к жене и увидел её с рюкзаком за плечами. В одной руке она держала ручку огромного чемодана на колёсиках, а в другой – клетку с Плюшем.
Даниель тоже с рюкзачком, обнимал ""Мёртвого Мишку"", удерживая ещё и машинку.
Глеб захлопнул дверцу с такой силой, что холодильник вздрогнул.
– Ох, истинно женская логика! – он рыкнул, словно тигр оскалился.
– Добиться клятвы в вечной в верности – а сама: ""Прощай, любовь, прощай""? Я тебе жизнь спас! – напомнил он горько.
– Для меня или для себя? – уточнила она.
Он не ответил.
– Для меня или для себя? – повторила Франсин.
Глеб молчал.
– Поедешь со мной? – Франсин не отвела глаз. А вот Орлов открыл было рот для ответа, но только опустил голову.
Она приблизилась. Отпустив чемодан, нежно погладила его щёку.
Он не отклонился, не протестовал.
– Эх, Глеб Олегович, – заговорила она по-русски. – Это была ваша лучшая ипостась! Вишнёвка даже Марку помогла покаяться. А вам Гордыня не позволяет.
Она вздохнула.