– Нет, не стоит, – я качаю головой, – чудо – это хорошо. Но я в них не особо верю.
Вообще уже ни во что не верю. Ни в людей, ни в справедливость, а чудеса – это и вовсе что-то за гранью. Врач ободряюще сжимает меня за плечо.
– Держитесь бодрей, Катерина. В конце концов, у вашей мамы кроме вас никого нет. Вы её опора.
Ничего не говорю. Просто болезненно кривлю губы.
– Зайдете к ней? – Борис Анатольевич настойчиво смотрит на меня. – Вы давно её не навещали.
А вот это на самом деле больной вопрос.
Иногда у меня бывает… Бывает, что никак не могу себя заставить ехать в клинику к маме. Все откладываю, откладываю, откладываю… Может, плохая из меня дочь. Может…
– Конечно, я к ней зайду, – произношу вымученно, – я к этому готова.
Вру, конечно.
Никогда у меня не получалось подготовиться к этому достойно. Единственная моя подготовка – перед визитом в клинику положить в сумку черный том “Шестого дозора”. Чтобы себе не оставить повода отступить.
Я до сих пор помню, какой она была до похорон отца.
Как приходила в её балетный класс, как вставала в дальнем углу, и хоть уже тысячу лет у неё не занималась – все равно тянула носки на станке. Все равно отрабатывала деми-плие и гран-плие, как девочки из её группы.
А прихожу я…
Нет. Не к мертвой. Неподвижной. Лишенной жизни. Похожей на восковую куклу женщине, опутанной капельницами и шлангами. Все ради того, чтобы она не умерла. Но даже шаг в её палату – это чудовищно больно, потому что приходится примиряться с мыслью, что вот это – все что мне осталось.
– Привет, мам, – произношу тихо, замирая у дверей. Глаза дерет невыносимо, но я все еще держусь. Надо быть сильной. Не буду сильной – быстро сдохну.
Её руки лежат неподвижно на одеяле. Я даже лица её толком не вижу – оно под кислородной маской. И всюду шланги, шланги… Глаза бы мои на них не смотрели.
– Мы с тобой давно не читали. В прошлый раз на шестой главе закончили, да?
Гораздо проще так. Сесть на край кровати, отвернуться от проклятых шлангов и капельниц, не смотреть на темные корни отросших маминых волос. Открыть книгу. И начать читать вслух…
Раньше она мне читала. До взрослого возраста. Это так смешно было. Я, великовозрастная кобыла, вернувшаяся с лекций, валялась на диване в маминой комнате и слушала её спокойный голос. У меня так не получается. Не хватает надолго дыхания. Но я все равно читаю. Десять минут, двадцать, сорок, пока не повернется за спиной дверная ручка и не появится в палате Борис Анатольевич.
Он всегда приходит. Знает, что иначе я и два часа тут просидеть могу. Знает, что для того, чтобы встать, мне придется подать руку. Знает, что потом за дверью палаты я упрусь лбом в стену и буду долго у неё стоять. А слезы из моих глаз будут хлестать беззвучно. А он простоит со мной рядом сколько понадобится, и когда я найду в себе силы к нему повернуться – подаст пачку бумажных платков.