Его моя девочка

– У-у, – протянула Лиза с пониманием и тут же удивлённо осознала.

Она сейчас, что, с ним заигрывала? Да ладно! Это её так с единственного коктейля развезло? Хотя он с водкой, но ведь её совсем мало. Или в нём содержался какой-то секретный ингредиент? Или Крайнов ей что-то подмешал, пока она отворачивалась?

– Танцевать-то будем? – напомнил он.

– Конечно.

Никита слез со стула, попытался высвободить стакан из её пальцев.

– Стой, стой! – с негодованием возопила Лиза. – Там ещё оливка осталась!

Правда стакан она отдала, но забрала из него шпажку. Обхватив оливку губами, не торопясь сняла её, втянула в рот, потом слизнула с губ остатки томатного сока и кристаллики соли. Кажется, получилось слишком провокационно и демонстративно, – но, честно, абсолютно спонтанно – будто Лиза клеила первого попавшегося симпатичного парня.

Но, может, сейчас именно так и было. У неё же имелся повод – ей изменил муж, и теперь надо как-то повысить рухнувшую самооценку, убедиться, что дело не в собственной неправильности и невостребованности, а в его тупости. Просто первый попавшийся парень чисто случайно оказался хорошо знакомым.

Да Крайнов же и сам говорил про развеяться, вот её подсознание и подошло к делу со всей ответственностью, врубило нужные паттерны. Так что – сам виноват, и пусть не жалуется. Но он и не жаловался – поставил стакан на стойку, сжал Лизину ладонь, помогая спуститься, подхватил, на несколько мгновений привлёк к себе.

А как же обещанное «ничего такого»? Тоже решил поиграть? Но Лиза не стала ни осуждать, ни возмущаться, хотя и ощутила, как сбилось дыхание.

Они ведь нарочно дразнили и провоцировали друг друга, потому что это было возбуждающе забавно. Но оба прекрасно осознавали, что всё равно больше не перейдут грань. А танцы – это всего лишь танцы.

Пританцовывать Лиза начала почти сразу, пока проходили мимо столиков, уж слишком музыка оказалась заводной, хотя вроде бы совсем простой и даже не слишком быстрой, но ритм битов удачно слился с пульсацией сердца, с настроением, с лёгким градусом коктейля, всё-таки добавившего огня в кровь. Они остановились не на краю танцпола, а где-то ближе к центру. Тут было даже просторней, есть где развернуться.

Как шли, так и продолжили – Никита остался у Лизы за спиной. Она ощущала его, видела, когда поворачивала голову, бросала короткий взгляд. Он будто бы одновременно присутствовал и нет: не маячил перед глазами, позволяя ей существовать самой по себе без стесняющего постороннего присутствия, отрываться в своё удовольствие, но всё-таки твёрдо знать, что он тут, рядом, с ней. Напоминал о себе только быстрыми, почти невесомыми касаниями, дотрагиваясь то до плеча, то до руки, то до талии. А один раз провёл подушечками пальцами по шее.

Лиза едва не вздрогнула, почувствовала, как по рукам пробежали мурашки, и не сдержавшись, сама подалась назад, на несколько мгновений прислонилась к нему. Никита обхватил её за талию, прижал, но, когда она опять устремилась вперёд, прочь от него, спокойно отпустил. И это тоже был танец. Всего лишь танец.

Глава 49

Короткая пауза между двумя песнями. Следующая началась не с музыки, а с фразы, произнесённой чуть хрипловатым мужским голосом, без напора, не слишком громко, что-то такое про «ты должен забрать её и увезти». И хотя у неё ритм тоже был завораживающе пульсирующий, но мелодия оказалась тягучей и медленной, и Никита, ничего не говоря, просто взял Лизу за руку, развернул, притянул к себе, обнял, не предоставив даже маленького шанса, отодвинуться, сказать: «Пойдём выпьем ещё что-нибудь. Как раз подходящий момент». А сейчас уже не получалось. Потому что руки сами легли на его плечи, потому что слишком близко оказались подбородок и шея, потому что Лиза успела вдохнуть знакомый умопомрачительный запах.

Ещё и это чёртова рубашка. Он специально так сделала, или она сама, пока танцевали, расстегнулась почти до половины, сбилась набок, открыв часть плеча, широкой груди и ключицу.

Ладони сдвинулись ближе к шее, подушечки пальцев всё-таки коснулись её, погладили. Лиза боялась поднять глаза, чтобы не увидеть выражение его лица. Следила за своими пальцами, которые по-прежнему медленно чертили нежные линии, спускались к выступающей линии ключицы, проводили по ней раз за разом. Она ведь до сих пор любит чёткие грани. Странная эстетика осязания.

Лиза сглотнула непонятно откуда взявшийся в горле комок, тронула языком губы, которые сушило несуществующим жаром. Это всё дурацкая «Кровавая Мэри» с водкой на голодный желудок. И музыка. И приглушённый свет. И он. Он – больше всех.

У него ладони такие горячие, что Лиза чувствует их даже сквозь одежду. Наверное, этот жар и проникает внутрь, сушит губы. И уже не скажешь себе «Я замужем». Это перестало быть надёжным поддерживающим заслоном. Влад его разрушил. Ну и к чёрту тогда, всё к чёрту! Ничего больше не мешает сплясать этот отчаянный танец на развалинах.