Выйти замуж за бандита. Выжить любой ценой

22
18
20
22
24
26
28
30

Сворачиваем операцию, грузимся и валим из страны, пока власти не очухались и не прислали армию. В самолёте араб с Захратом анализируют слова Илхома, угадывая ребус из трёх слов. Они долго спорят о судьбе осиротевших детей Илхома, решают, что с ними сделать, пока жадность Шахима не соглашается прибрать барыши. Хитёр, паскуда. Мой мёртвый дружок умел откладывать деньги.

Всю дорогу нахожусь в подвешенном состоянии и жду дальнейшего развития ситуации. Какое решение примет Мир, согласится ли его поддержать араб. Другое государство, другие законы, другой уровень врагов. Не успеваем приехать, и всё закручивается в смертельную воронку. Шахим оказывает поддержку, привлекает спецов по диверсионной деятельности, берёт координацию операции на себя. Он хорошо знает, во что лезет, но всё равно делает выбор в сторону Мира. Что же Захратов ему пообещал?

Бойцов с нашей стороны отбирают всего двадцать человек, включая в список только самых лучших. Делаю всё, чтобы попасть туда, и удача в этот раз на моей стороне. Изучаю со всеми снимки со спутника, вычисляя примерное местоположение высокородной выскочки. Если не ошибаюсь, она должна быть в общем гареме, который расположен в западном крыле.

Собираюсь, чищу оружие, заполняю патронами и гранатами вещь мешок. Руки потрясывает от страха допустить ошибку и не успеть. Единственное спасение в правильном выстреле, или в двух, и я должен первым её найти.

В самолёте звенящее напряжение и тяжёлая тишина. Все готовятся к сложной работе без поддержки и права сделать ошибку. Ставка делается на глубокую ночь и возможность проникнуть под покровом темноты. Главная задача вытащить Веронику, по возможности не будя дом. Кто-то противно точит нож, скребя по мозгам, кто-то шепчется с фотографиями родных, но основная масса спит, накапливая силы для последнего рывка.

Впереди пятнадцать километров с мешками за спиной под тридцать килограмм, которые преодолеваю с трудом. Наверное, уже не тот возраст, чтобы скакать как козёл.

Белоснежный дворец за кованной оградой, накрытый сизым небом с тусклым свечением звёзд. Они все спят и не догадываются, что в их дом пришли враги, не рассчитывают, что эту ночь могут не пережить. Смотрю в чернеющие пасти окон, издаю рык, ускоряю злостью вброс адреналина. Верчу головой и вижу такие же звериные оскалы готовых идти и убивать.

Отмашка Мира, ожившие цифры секундомера, и мы крадёмся в тишине. У каждого свой квадрат зачистки, моя цель западное крыло. Мягко ступаю по коврам, вслушиваюсь в темноту, отслеживаю в прибор ночного видения движение пятен. На моём пути вырастает охранник, спящий, облокотившись на стену, и это последнее, что он делает в жизни. Нож гладко полосует горло, и тёплая кровь толчками выплёскивается на меня. Обтираю нож о штаны и двигаюсь дальше. Резная дверь в обрамлении невесомой ткани, и я знаю — это моя цель.

Глава 36

Вероника

Я не помню, как меня сняли с цепей, я не знаю, кто перенёс меня в подвал и уложил на матрас. Прихожу в себя от обжигающей боли и касания холодной тряпки к раскалённой коже.

— Принеси чистую воду, — слышу резкий приказ Джабиры и грохот ведра. — Глупая девчонка. Хотела избавить себя от одного, а сделала ещё хуже. Теперь терзать тебя будет целая свора диких зверей.

— Не будут. Я не позволю, — шепчу, еле двигая потрескавшимися губами.

— Снова сделаешь что-нибудь с собой? Возьмёшь грех на душу? — ворчит женщина, промывая раны и меняя нагревающуюся ткань.

— Есть неплохой шанс подхватить инфекцию и умереть от сепсиса, — сиплю, пытаясь улыбнутся. — Лекарств нет, вода с непонятно каким составом.

— Мой муж умер семь лет назад от простого пореза. Его брат посчитал овдовевшую невестку бесполезным, лишним ртом и продал за долги заезжему торговцу. От публичного дома меня спас возраст, а от каторжной работы — умение вести хозяйство.

Она тихо делится своей жизнью, методично водя рукой по спине, а я пытаюсь удержаться в сознании и не провалиться в сон. Внутри распирает от ощущения, что сегодня чего-то должно произойти. Не могу объяснить что, но уверена, я не должна спать.

Возвращается Махмуд, и моих губ касается влажная прохлада. Слизываю капли, тянусь вперёд и стону от вспарывающей боли. Кажется, на мне не осталось живого места, а ещё помню, что после порки Мира я могла хотя бы стоять. Сейчас мне в стократ хуже, как будто исполосовали раскалённым прутом.

— Что там? — стараюсь говорить, концентрируясь на ответном голосе.

— В-всё хорошо, — спотыкается Махмуд. — Быстро придёшь в себя.