— Ловушка сработала… — прошептала мадам и, замерев от напряжения, стала напоминать набитое соломой чучело. Весьма красивое чучело.
— Кто это, мадам?
Мистер Эндрю не решался взглянуть в зеркало.
— Я не знаю, — призналась Мегана Кэндл. — Мужчина. Немолодой. У него что-то на голове.
— Что?
Мегана прищурилась. Чернота, расширяющая голову незнакомца в зеркале, приобрела немного четкости.
— Фуражка! Он в форменной фуражке!
Мистер Эндрю не удержался и глянул в зеркало. Худшие ожидания подтвердились: ведьма в салоне его таксомотора превратила обычное зеркало заднего вида в колдовской омут. Вот только сейчас то, что таксист увидел в самом зеркале, волновало его намного сильнее любых ведьмовских штучек, поскольку он заметил кое-что, чего не замечала мадам.
— У него синее пальто! — взволнованно воскликнул он. — А еще сумка на ремне!
— Почтальон!
Мегана прищурилась сильнее. Черная безликая фигура под деревом стала окончательно различимой, и ведьма с ее таксистом разобрали, что незнакомец, стоявший под ивой, действительно был в форменном синем пальто и фуражке, а через плечо у него висела кожаная сумка. Фонари на ветвях ближайших деревьев освещали не только его фигуру, но, что важнее, и его лицо…
— Я знаю, кто это, — холодным решительным голосом сказала Мегана Кэндл. — Поймать его будет несложно. Пора загнать в силок еще одну тварь. Заводи машину, Гораций. В почтовое отделение! Нужно успеть, пока оно не закрылось…
…Мистер Питер Мэйби, старый городской почтальон, шел по ярко освещенной улочке Угрей. Он уже был буквально в одном шаге от конца рабочей смены: только что доставил последнюю вечернюю газету, и единственное, что оставалось, — это небольшая бандероль, обернутая коричневой упаковочной бумагой.
Достав из сумки коробку, почтальон посмотрел на адрес, и в тот же миг у него перед глазами все поплыло. Он перестал щуриться, вглядываясь в кривой, тяжело читаемый почерк, перестал ощущать холод, влажное прикосновение тумана и усталость. Ноги перестали болеть, как и извечно ноющая поясница. Даже натертые в башмаках ступни больше не зудели.
Не разбирая дороги и глядя лишь на посылку в руках, почтальон быстро зашагал по тротуару. Он не обращал внимания на редкие приветствия горожан, на гудки машин, на детей, которые играли у него под ногами. Он просто шел, оставляя за спиной квартал за кварталом, сворачивая на некоторых перекрестках, следуя по мостам и не делая различий между тем, спускается он по склону холма или поднимается на его вершину.
Через полчаса мистер Мэйби оказался на Парковой улице. Он пошел вдоль высокой кованой ограды, вдоль пустующих сейчас скамеек, то ныряя в темноту, то выныривая в пятна света под развешанными на ветвях деревьев фонарями.
Перейдя через мостовую, почтальон остановился возле одного из домов, глядящих на парк. Перед этим домом располагалась понурая лужайка. Тут и там на ней высились кучи листьев — кто-то, видно, сгребал их, но бросил дело на половине: рядом с одной из куч лежали грабли… К входной двери дома вела дорожка. Начиналась она у зеленой калитки, там же стоял почтовый ящик, подписанный:
Мистер Мэйби, по-прежнему ничего не осознавая, одной рукой повернул ручку и открыл крышку ящичка, другой аккуратно положил в него посылку. Стоило ему снова закрыть крышку, как он вздрогнул и тряхнул головой, будто отгоняя наваждение.
«Что произошло? Где я?»
Почтальон огляделся. Мгновенно узнав собственные дом и лужайку, он нахмурился.