Мистер Вечный Канун. Уэлихолн,
На дне шкатулки лежал небольшой тлеющий уголек, алый, как капля крови. Было непонятно, каким образом он там мог лежать столько времени и не потухнуть.
Мистер Мэйби вдруг снова утратил себя. Явно не замечая ничего кругом и не понимая, что делает, он достал из шкатулки уголек. Обжигая кожу, но не чувствуя боли, он поднес этот уголек к губам. Затем широко открыл рот и проглотил его.
В следующий миг почтальон судорожно дернулся. Его голова с жутким треском провернулась, как у куклы, на триста шестьдесят градусов. А потом он просто упал на землю, прямо у собственной калитки.
Мегана огляделась по сторонам и, убедившись, что рядом никого нет, наклонилась над распростертым телом почтальона и засунула во внутренний карман его пальто длинный коричневый конверт.
Затем она выпрямилась, поправила шляпу и двинулась к машине. Вскоре загудел двигатель, на покатых крыльях зажглись круглые фары, таксомотор фыркнул дымом из выхлопных труб и покатил прочь с Парковой улицы.
Мистер Мэйби же спустя какую-то минуту очнулся и дернул головой. Он поднялся на ноги и расправил плечи. Как ни в чем не бывало он отряхнулся и, толкнув калитку, направился к дому.
Вот только это был уже вовсе не мистер Мэйби.
Высокий и тощий молодой человек в синей почтальонской форме и фуражке толкнул ногой калитку, едва не сорвав ее с петель. Беззаботно посвистывая, Томкинс размашистым шагом двинулся по вымощенной камнем дорожке к своему любимому дому на улице Кривого Моста.
Это было крошечное строение, стены которого сплошь заросли красным плющом. В трех окнах второго этажа горел свет. Из трубы шел дымок, разнося кругом запах печеных тыкв.
— Хм… — недобро усмехнулся почтальон. — Сейчас будет весело…
Да, ему доставляло неимоверное удовольствие выводить из себя этого коротышку Бэрри. А как забавно тот пыхтит! А как смешно подпрыгивает на месте в своих уродливых тапочках от негодования, когда понимает, что ничего не может поделать.
Почтальон прежде не получал подобного удовольствия: ни когда учился в школе и издевался над слабаком Нилом Кинни, ни на почте, всячески изводя распределительницу маршрутов, толстуху Гейли Беккет. Да, Бэрри был так жалок, что потешаться над ним не составляло никакого труда. Он напоминал нелепого гнома в круглых очках. И самое приятное — это ощущение полной безнаказанности. Бэрри ничего не сделает. Попросту неспособен. Такие люди, может, где-то и считаются добрыми и терпеливыми, но на самом деле они всего лишь слабаки, которые только и заслуживают того, чтобы их окунали в корыто с помоями или драли за уши.
Злобный почтальон мечтательно зажмурился: как было бы весело наподдать этому недомерку под зад ногой и швырнуть его с крыльца… А после и вовсе затравить его как следует, пока он не выдержит и не сделает что-нибудь забавное. К примеру, повесится на чердаке, как тот неудачник Нил Кинни. Что ж, болван Бэрри будет не первым, кого он доведет до петли. Хм… только бы выпросить потом у констеблей полюбоваться, как он раскачивается на сквозняке и какой высоты его табуретка. Но для этого нужно придумать что-то еще… Еще как-нибудь унизить этого дурачка. О чем он там еще не осведомлен? О своей лысине? Нет, было, а повторяться скучно и неинтересно. О чем же? Об оттопыренных ушах? Нет, с этого началось их знакомство. Тогда о чем же? О том, что он тряпка и не вылезает из-под юбки у женушки? И это было… Хм…
Застыв у двери, долговязый почтальон почесал топорщащуюся реденькую бородку. Ага, кажется, придумал!
Игнорируя дверной молоток, он принялся стучать в дверь свернутой в трубочку газетой…
…Дверь открылась.
— Томкинс? — едва слышно протянул мистер Бэрри.
Увидев пришедшего, он вдруг почувствовал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой, — так бывает во сне, когда ты пытаешься убежать от кого-то, но просто не в силах это сделать. И тебе остается лишь отчаяние от ощущения собственной беспомощности.
Мистер Бэрри глядел на Томкинса и внутренне сжимался, с холодным ужасом ожидая начала разговора. Он совершенно забыл, что он взрослый, что у него есть жена и двое детей. Что этот сопляк лет на десять его младше. Он даже не задумался над тем, чтобы дать хотя бы какой-нибудь отпор. Да и о каком отпоре может идти речь? Он ведь маленький и слабый, а Томкинс вон какой высокий, вон какие у него длинные руки!
— Ну привет! — радостно воскликнул почтальон, счищая грязь с подошв ботинок о порог мистера Бэрри. При этом он отряхивал штаны газетой. — Давно не виделись.