- Так я же двадцать девятого играю, Михаил Иосифович. – Тоже ухо чесанул.
- Ну, уж позвольте, Ваше Величество, мне решать, кто и когда у меня в команде играет. Быстро переодевайся и айда разминаться. Выпущу, если всё нормально будет на последние десять минут, ну, а если что пойдёт не так, то уж пусть твоя королевская милость не погнушается ребят поддержать. Правда, Орлы?
Орлы чего-то пробубнили. В раздевалке было прохладно. Теплее, чем на улице. Там, вообще, градусов пять, не больше и это при том, что солнышко почти весь день светило. В раздевалке было градусов десять, пар отдыхивался, и народ старался на себя амуницию быстрее надеть. Тепло проводили, но пока не дали ещё горячую воду в трубы.
Тут Вовка и решил дополнительно народ простимулировать. Только рот открыл, как его опередил Якушин и простимулировал его самого.
- Фомин, ты хоть бы спасибо сказал, - тренер правую руку ладонью кверху повернул и чуть вытянул по направлению в Вовке.
Ага, привет тебе мартышка. Где?
- Спасибо, - жалко, что ли.
- Эх. Дебил ты малолетний, ну, хотя зачем тебе деньги. Ни жены, ни детей.
- Детей? – ничего не понятно. Так и сказал. – Михаил Иосифович, ничего не понял, причём тут дети?
- О-хо-хо. Да, просто всё, если выиграем, а мы обязательно выиграем, то нам за эту игру и руководство общества «Динамо» премию выпишет и, скорее всего, Спорткомитет тоже не обидит. Понял, теперь, за что спасибо. Если выпущу хотя бы на десяток минут, то и тебе премия будет положена, а если при этом ещё и забьёшь гол, то даже вопросов ни у кого не возникнет.
- Спасибо, Михаил Иосифович, правда, не думал об этом. – И тут Челенков точно понял, что нужно сказать команде, чтобы они на самом деле захотели порвать хвалёных венгров.
- Михаил Иосифович, а можно, я мужикам секрет раскрою. Мне Аркадий Николаевич Аполлонов сообщил. До этой вот минуты тайна была, а теперь думаю можно, да и нужно сказать.
- Ну, если думаешь, говори, чего это тебе такое важное Председатель Спорткомитета по секрету рассказал.
- Слушайте, мужики, - Вовка повернулся к команде, но те уже и так прекратили одеваться и уставились на Фомина, - В общем, так, там, на верху, решили, что это будет контрольная встреча, которая решит, поедет ли сборная СССР на чемпионат мира в Бразилию. Выиграем, и Федерация футбола СССР заявит нашу сборную на отборочные игры. Нет. Ну, сами понимаете. Нужно выиграть. И плюсиком. Летом следующего года будет фестиваль Молодёжи и Студентов в Будапеште. В Венгрии этой. И там будет футбольный турнир. Наши всё ещё думают заявлять ли на этот турнир команду. Вот, если победим венгров, да ещё с крупным счётом, то поедем на этот турнир. Вы же все почти студенты. Как раз на основе нашего «Динамо» и сформируют команду. Съездим за границу, себя покажем, народ посмотрим.
- Ну, Артист, это и, правда, хорошие новости. – Якушин сделал вид, что удивился. А может и на самом деле не знал про фестиваль. СССР та ещё страна. Тайну народ хранить умеет. Приучен не болтать особо. Чревато.
- Так ещё выиграть надо всё это, - буркнул Хомич, тоже переодевающийся, но только на запас. Основным «Хитрый Михей» поставил Вовку Третьякова. Хома ещё руку берёг. Тренировался в пол силы.
- Главное, как говорил Наполеон, ввязаться в войну, - не унимался Фомин.
- Всё, наполеоны, выходим. На улице холодно, нужно, как следует размяться. Вон, трибуны шумят, значит, венгры уже вышли на разминку. - Якушин вышел, оставив дверь открытой. На стадионе и точно рёв настоящий стоял.
Вовка выходил из тоннеля последним. Нет, он, конечно, привык, что стадион «Динамо» почти на всех встречах полон под завязочку. Но одно дело понимать, а другое – ощущать это. Если стадион вмещал семьдесят тысяч зрителей, то на первую международную игру после войны всеми правдами и неправдами пришло все восемьдесят тысяч человек. Целое море людское плескалось в цементной чаше стадиона. И эти восемьдесят тысяч человек громким криком приветствовали чемпиона страны и обладателя Кубка этого года московское «Динамо».
«Динамо», «Динамо», - начал кто-то один скандировать, и вся многотысячная армия футбольных болельщиков поддержала, его. И до Воробьёвых гор и до Кремля клич донёсся.