Сестра самозванца

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я и говорю дело, Михайло Иваныч. Против тебя посадские людишки давно зубы точат. Им дай лишь повод, и они и тебя, и всех кто рядом с тобой перережут.

– Того не дам! – вскричал воевода и бахнул кулаком по столу.

Мосальский лишь засмеялся.

– Ой, ли! Не дашь! Они спрашивать не станут. Как только самозванец подойдет к Путивлю, твоей власти здесь конец.

– Неужто все изменники? – спросил Салтыков.

– Не все, но многие. И города нам не удержать. Разве если из Москвы придут полки дворянской конницы и три приказа московских стрельцов.

– Да разве даст царь нам такие силы? – спросил воевода.

– То-то что не даст. Бориска-то не видит из Москвы того, что нам грешным видно. У нас полк в 500 пищальников30 и все ненадежны! Про то Бориска думает ли? Я ли не говорил, что надобно сей полк из детей боярских набирать? Но кто слушал меня? Набрали туда казаков да беглых людишек без роду племени! И чего теперь?

– Не станут за нас стоять?

– Какое там! – махнул рукой Мосальский. – Тебя первого на копья и поднимут!

– Чума на тебя, князь. Каркаеш как ворон! У нас есть 700 московских стрельцов! Про сие помни!

– И что? В городе ворья полным полно! Все они уже славят Димитрия. Чего смогут твои стрельцы? Да и среди них не все станут стоять за Годунова.

Салтыков получал известия о том, что делается на Москве. Там хватали всех, кто даже произносил имя царевича, жестоко пытали, а затем бросали на плаху.

– На Москве казнят за такие речи, князь. Бориска-то наш нынче государь великий.

– Слыхал я про казни на Москве. Бориска и жена его, дочь кровавого Малюты совсем ума от страха лишились. Сколь крови уже пролито. А за что?

– Я про свою голову думаю, князь. Мне своя голова дорога.

– Вот я и предлагаю тебе сохранить твою голову. И не только голову, но и имение. А можно будет еще и от царевича получить кое-что за верность.

– Чего ты его царевичем величаешь?

Мосальский ответил:

– Ты не так молод, воевода. Ты помнишь Грозного царя хорошо.