Проект: Полиморф. Созданный монстр. Том 2

22
18
20
22
24
26
28
30

Эйнаор опустил лицо в пол и широко улыбнулся. Даже засмеялся слегка, чтобы прогнать наваждение чужого горького вопроса. Почему до сих пор…

- Ты ведь знал, верно? – сухо переспросил младший, поднимая взгляд и смахивая несуществующий волос с глаза. - Еще тогда, с Академии.

Еще один сухой смешок помог Эйнаору заглушить неуместные чувства, и медленно шагнул к брату ближе.

- Но если ты знал… и молчал. Если ты понимал, но не спрашивал… Значит, ты точно не представлял, что я испытывал. Эта связь. Еще с утробы. Это как зов. Чем ты дальше, тем он сильней. Чем ближе, тем мне спокойней. Я боролся с этим. Правда! Заглушал себя. Я пытался убрать эту связь.

Эйнаор подошел к брату, сдерживаясь, опуская глаза. Сжимая губы в нить, он не знал, куда деть свои руки. Помялся и не очень уверенно коснулся кителя, бездумно поправляя детали.

- Это больше, чем просто связь близнецов. Я интересовался. Сверял. Никто такого не испытывал. Никто о таком не писал. Я думаю, это все особенность рода… После Истока с появлением анка мне стало чуть легче. Он на время заменил этот зов. Но однажды все опять сорвалось. Когда ты вывихнул руку, а я по глупости начал тебя лечить. Хотел тогда признаться. Не смог. Потом был в ярости на себя. А еще через год мой анк ушел. Я перестал ему подходить. И с тех пор я вновь слышу только нашу связь. Как вектор, который всегда указывает, где ты. Здесь, на Истоке всё намного сильней. Он… Он как резонанс, понимаешь Лаки?

Пальцы Эйнаора вновь вернулись к значкам на кителе, а потом он заметил под воротником блеск фамильной броши с танцующей птицей. Шумно вздохнул и улыбнулся тому, что брат до сих пор верно носит ее.

- Исток усиливает всё, - прикусив губу, продолжил Лоатт-Лэ. - Здесь во Дворце я слышу каждую твою печаль. Я чувствую каждую твою боль. Я знаю, когда ты провел успешный бой. Потому что слышу отголоски радости. Я не пишу тебе: «Привет, как сегодня поживаешь?» потому что знаю, как ты провел день. Удачно или нет. В тревоге или радости. Я… я живу один за двоих, братец. Я всегда рядом с тобой. Это невозможно прекратить. Это нельзя оборвать, как бы я не пытался.

Пальцы прокрались к золотой броши и аккуратно провели по кайме. На лице Эйнаора застыла печальная улыбка.

- Я всегда смотрел на тебя. Всегда следовал за тобой. Ты защищал меня, и я всегда верил, что за тобой безопасно. Я подражал только тебе… Да что там… Я даже пытался тебя ненавидеть, чтобы облегчить связь! За десятки лет я перепробовал всё! Но я не могу престать зависеть от тебя, как ты не понимаешь!

Кулак Эйнаора резко взметнулся, в отчаянии метя брату в плечо, но Лаккомо молниеносно перехватил его. От накалившихся эмоций и бури чувств со стороны обоих простое касание обожгло кожу. И связь, которая еще мгновение назад напоминала о себе слабым эхом, от контакта всколыхнулась до предела.

Лаккомо словно провалился во все колкое отчаяние брата, ощутив сам всю тоску и чужую боль. Все десятки лет ноющей жажды и гаснущей надежды. Всю печаль от его молчания. Каждую обиду при виде отсутствующих сообщений. Одиночество. Пустоту по ночам. Глухоту по оборванной связи. И не восполняемую бездну на месте вырванной родной части души.

Не меньше ощутил и Эйнаор. Его опалило холодом, который старший брат ощущал в одиночестве все годы в космосе. От задушенных чужих чувств стало тяжело дышать. Лавина эмоций, которые Лаккомо всегда сдерживал, вылилась на младшего брата, как неподъемный груз. Вместе с вечным преодолением себя. Вечной скованностью. Молчанием. Сдержанностью и болезненной скупостью в общении с ним, которая скрывала дикую боль и тоску из-за разлуки.

Лоатт-Лэ ощутил всё, что старший брат вечно скрывал.

А потом Лаккомо рванул его на себя, ловя в крепкие объятия. А Эйнаор сомкнул руки на шее, вжимаясь так, словно вновь обрел брата после бесконечной разлуки.

Взметнувшаяся ментальная связь хлестнула обоих в сознание, словно их накрыло мгновенным опьянением. Боль и тоска смешалась с восторгом и утоляемым голодом по теплу. Обиды таяли, как весенний снег. Ладони гладили по волосам, успокаивая, привыкая вновь к тактильным ощущениям и доверию. Потому что внезапно у братьев пропали преграды. А без них все вдруг резко стало возможным.

От накала эмоций двух менталистов яркая связь, казалось, может обжечь сердца. В груди пылало от невидимого огня. Будто струна, вечно соединявшая близнецов, вдруг натянулась и вознамерилась слить их воедино. Вот общее счастье почти смешалось, утратив оттенки. Эйфория от резонанса ударила в голову, сводя с ума. Два ритма сердца выровнялись, дыхание вошло в унисон, а жесты, словно через зеркало начали копировать друг друга. В какой-то миг граница меж двумя разумами смешалась, и образы памяти потекли единой рекой. Полиморфы и войны разбавили кадры приемов. Церемонии с золотом пополнились блеском брони и ходом космоса. Резкость и скупость смешалась с презрением. Смех слился с отчаянием. А одиночество рассыпалось блеском неисчислимых звезд, обратившихся в искры душ.

В страхе братья отпрянули друг от друга одновременно. Синхронно, словно до сих пор были отражениями. Два смешанных сознания неохотно распутывались, сортируя личное и чужое. Эмоции отделялись, приобретая уникальные тона. Еще никогда меж ними не случалось подобного единения. И сейчас оба тяжело дышали, как после длинного марафона. С трудом расплетая связь, и вылезая друг у друга из головы.

Хотелось что-то сказать. Обсудить чуть было не поглотивший их резонанс. Но слова не шли. По все еще державшейся тонкой связке братья мимолетно перекидывались впечатлениями, как немым касанием.

Тревога не отпускала. А здравая логика твердила, что они легко могли друг другу навредить. Чем бы ни была такая синхронизация, она не должна проводиться так наспех, без подготовки, без контроля извне. Тем более, если у них нет на то объяснения или другого прецедента. Никто с таким не встречался. Настолько тесная связь не возникала ни у кого на их памяти. И ни одна даже удачная пара не обладала столь чутким менталом.