Пришельцы

‒ Да, половину, это, сын, немало… почти десять лямов. Иконки ветхие были, они сюда приезжали забирать, прям в село.

‒ Держись, батя, сейчас займёмся твоей проблемой.

Вил записывал этот разговор в звуковом формате и тут же скидывал в защищенный чат на телефон Геннадия. Генка, вскоре ответил ему, понял, расскажем об иконках. Сильно не накажут, да и за что? Нашли скупщика, портал не помним ‒ склероз. Нашёл его Генка, сидя в Интернет-кафе. И иконы принадлежали Вилу Михалычу, его предкам. Вил человек честный ‒ отец замгубернатора, а налоги платить срок не пришёл. Хотели всё честь по чести сделать, технику посевную закупить, всё на благо селу. Легенда казалась правдоподобной. Теперь нужно только продержаться до подхода СОБРа.

Обнаружив чужаков и поняв в чём дело, Вил со стрелками выдвинулся назад в село. Быстрый темп передвижения ослеплял Вила, перед глазами мельтешили чёрные точки, в ушах стоял свист, правый бок нестерпимо кололо. Вот и село, следов снегоходов нет, бойцы залегли, используя складки местности. Прошло ещё около часа, к дому Михалыча приближались два снегохода. Остановились, двое из четверых вооружённых ловко спрыгнули в снег и перебежками затаились у калитки. Вскоре с другой стороны села приблизился еще один снегоход. С него слез человек, весь его вид говорил, что он главный. Не церемонясь, ударом ноги главный открыл калитку и крикнул:

‒ Старик, знаю, что ты слышишь меня, вылазь давай, базар есть, ‒ при этом мужик махнул рукой своим помощникам, и те, ловко забежав во двор, окружили дом.

Михалыч наблюдал за этим через перекрестие прицела, волновался за кур и коз. После того, как он убил на той стороне нескольких человек, внутри что-то изменилось. Вил знал, что он выстрелит, знал, что выстрелят и его стрелки. Главный вошёл на крыльцо и начал бить ногой в дверь.

‒ Давай открывай, а то спалим всех твоих сельчан.

Вил для подстраховки всё это время держал включённым диктофон, чтоб произвести фиксацию нападения. Старший выбил плечом дверь, в неё забежали двое бойцов, стреляя в темноту дома.

«Хорошо, что я всё спрятал в старом колодце у реки, ‒ пронеслось в голове Михалыча, ‒ и успел вывести из избы женщин».

Двое вышли из дома, разговор со старшим вели шёпотом, ничего невозможно было понять. Пока нападавшие совещались, Вил аккуратно производил видеофиксацию происшествия. На морозе телефон быстро садился, пальцы скрючились и не слушались. «Всё, хватит», ‒ выключив телефон, стрелок отогрел пальцы, натирая их жёстким снегом, затем засунул руки в варежки, и стало тепло. Он плавно коснулся спускового крючка, перекрестье оптического прицела поймало голову старшего. Тот махнул рукой, и колонна снегоходов медленно удалилась в сторону старых приисков, где якобы было найдено проданное золото. Полежав так ещё с полчаса, Вил и стрелки встали и медленно пошли к избе ждать помощь из города.

Весь оставшийся день и вечер проходили в напряжении. Михалыч скинул записи на телефон сыну, он ответил:

‒ Ждите, скоро будут у вас.

Скоро никак не наступало, стрелки не заходили греться, жевали что-то на ходу, напряжённо вслушивались в сумрак и время от времени залегали в укрытия из-за подозрительных звуков. Остальные селяне закрылись в своём и доме тихо сидели. Они, ещё находясь на той стороне в джунглях, усвоили, что главным правилом выживания было беспрекословное подчинение старшим. Закрывшись в доме, женщины и подростки ждали непрошеных гостей, вооружившись копьями и топорами. Сдаваться никто не собирался, опыт боев и жёсткого выживания закалил и сплотил людей. Старшим по общежитию Михалыч оставил Луза.

Вскоре раздался шум, в село въехало несколько грузовиков с вооруженными людьми, в небе послышался шум вертолета. Из одного грузовика выгрузили шесть снегоходов. Часть бойцов сразу же уехали в лес искать непрошеных гостей, другие рассредоточились вокруг поселения.

К утру следующего дня, вооружённые люди уехали так же молча, как и появились. Жизнь снова вошла в свою обычную колею. Только через неделю Вил узнал, что всех нападавших поймали: был короткий лесной бой, после которого кого вывезли в больничку, кого ‒ на кладбище. Потом, правда, пришлось несколько раз съездить в город, дать показания, и всё закончилось. Генка писал, что его таскают на допросы через день, уточняют подробности нападения и особо пристрастно выясняют подробности продажи икон. Только к концу зимы вдруг в доме Вила раздался звонок.

‒ Всё уладилось, мне Кот предъявил, отработать нужно ярд, ‒ выпалил брат и затих.

‒ Он же всё хотел отжать, какой такой отработать? ‒ Михалыч не понимал.

‒ Да, хотел, поэтому только ярд. Я не знаю, почему. Он говорит, за убитых, за его беспокойство.

‒ Он больной, видимо, сам их послал тебя убить и меня, а потом ещё ты виноват?

‒ Он из судимых, авторитет, у них свои понятия, ‒ грустно заключил Генка.