Пришельцы

‒ А согласие отправите прямо с места встречи, ‒ вдруг ожил Зосимович.

‒– Да, и сразу в банк, пусть директор чего-то там красного, ‒ помощник показал на Вила, ‒ сделает себе ключ. Деньги ему поступят по банковскому клиенту, он всё сам сразу увидит. Вот, бери, ‒ парень протянул распечатанный экземпляр договора. ‒ Тут найдёте, в каком банке ключи делать, почитайте, что хотите поправить ‒ правьте, но сумма ‒ только триста, иначе не договоримся, ‒ заключил он. Помощник, как оказалось, и был главным в переговорах.

‒ Хорошо, пусть так, а остатки когда все осмотрите? ‒ ожил Зосимович.

‒ Как все запасы осмотрим, тут же остатки, ярд семьсот, на тот же счёт скинем. Вы почитайте, там все описано, ‒ парень хлопнул по плечу «главного». Он, как бы нехотя, встал и вальяжной походкой последовал за остальными к выходу, время от времени бросая взгляд на стариков, словно говоря: «Это ещё не всё, вы лично меня обидели, сочтёмся».

Вил, довольный собой, поздравил брата с удачными переговорами и решил накупить гостинцев в село. ‒ конфет да бананов с апельсинами.

‒ А то племя южное, соскучились по своим фруктам, – с этими словами Михалыч набрасывал в телегу супермаркета связки бананов и корзинки с апельсинами.

Поздно ночью братья вернулись в село, перенесли подарки в общую столовую. Весь следующий день соплеменники опасливо пробовали экзотические фрукты, качали головами:

‒ Хуже гречка: кисло, не сытно. Таких не ел, ‒ за всех высказался по поводу цитрусовых жилистый Муслим. Схватил фрукт, выдавил из него сок в стакан, как накануне учил Геннадий, и залпом выпил, громко крякнув и ударив себя кулаком по груди. Бананы понравились больше, они напоминали им какой-то свой неведомый фрукт; ели они их толчёнными, предварительно в большой кастрюле залив их сверху козьим молоком.

Первые впечатления

К приезду учителей все силы были брошены на экстренную достройку умаровского дома. Умар лично руководил столь ответственной операцией. Его жена Рун, отработав смену на ферме, вечером приходила к мужу, молча стояла, несколько минут с упреком глядя на мужа и дом. Затем, тяжело вздохнув, бралась за работу. Умар, бодро командующий, уверенный в себе, сразу уходил по делам, оставив за себя того, кто был в этот момент поблизости. Вил, как-то проходя рядом, услышал Рун, укоряющую ушедшего мужа. Говорила она громко по-русски. Михалыч понял, это монолог для него, и он должен повлиять на ситуацию.

‒ Мужа строила, семья, дети, а должен отдать кому-то. Вот так всё всегда. Тама работал ‒ всё для вождей, тут тоже ‒ для свои… Моя недовольная, ‒ Рун говорила громко, окна в избу были приоткрыты.

Потом последовала пауза, несколько фраз на своём, и смех работающих женщин. Дверь в дом распахнулась, вошёл Вил. Внутри уже всё прилично, осталось только покрасить пол да сделать уброрку.

‒ Ну, дамы, господ я тут не наблюдаю, ‒ радостно начал председатель. ‒ Что шумим, чем опять недовольны?

‒ Да, уважать нас! Мы тут… нам читали, что у вас отменили неравенство, Геннадия сказал! Причём давно! ‒ при этом Рун с силой поставила на пол ведро с лаком, лак выплеснулся из ведра янтарным маслянистым пятном по свежеструганным доскам. Женщины в испуге замерли.

‒ Это у нас давно! А у вас, там, откуда вы прибыли? Вы ж не мы, у вас даже мозг другой! ‒ Михалыч при этих словах выразительно покрутил пальцем у виска ‒ Привёз вам книг почитать, а вы и ваши дети предпочитаете всему, – Вил поднял правую руку вверх и потряс ею, показывая величие книги в целом, ‒ страшно подумать, арифметику всякую.

‒ Ну да, там всё связано, а вот читали вслух нам…про мужика…который бабку убил, и убил-то с дуру, из-за денег. А деньги ни съесть ни надеть. Глупо очень. Мы вообще все засыпали, скучно, ‒ заговорила молодая девушка и покраснела.

‒ Ладно, всем летом дома справим, вона, уже и электричество подтянули в село! ‒ Вил почувствовал свою значимость, сцепил руки за спиной и начал прохаживаться по маленькой кухне, монотонно рассуждая о перспективах роста, выходе на мировые рынки в различных отраслях сельского хозяйства. Женщины, уставшие от долгого трудового дня, начали клевать носами и, усевшись кучкой на пол, заснули.

‒ Подъём! Давай работать, а я пойду, пройдусь перед сном, ‒ Михалыч, окрылённый собственной речью вышел из дома.

Фантазии заполнили сознание: вместо пустыря и остовов фундаментов ему виделись новые дома, клуб и, страшно сказать, ветка метро, соединившая управу с фермами и производственными цехами колхоза.

Вечер. Генератор заглушен, на столе стояла керосинка и старенький ноут. Зосимович и Михалыч обсуждали планы на завтра. Время от времени оба вздыхали, в их глазах читалась общая мысль: «Эх, если б не предстоящий поход, всё было б замечательно». Михалыч внезапно ухошёл в сторону с нити разговора о колхозных делах, его лицо обмякло, глаза озарил внутренний огонь.