И гхьетшедариев все считали детьми только Оргротора. Даже, кажется, сам Гламмгольдриг. Во всяком случае, интереса к своему потомству он не проявил и никак не намекнул, что ему известна правда.
Но Мазекресс... она-то уж, конечно, все поняла.
- Значит, сегодня ты решила побыть неприличной, - изогнул уголки губ Оргротор. – Тебе ли не знать, насколько это опасно в моем присутствии?
- Возможно, именно этого я и желаю, - спокойно ответила Мазекресс.
По телу Оргротора прошла сладкая, давно не ощущавшаяся дрожь. Он поостыл за последние тысячелетия, утратил пыл с тех пор, как обзавелся полноценными детьми, но теперь его снова взял кураж.
Флирт с Мазекресс. Волнительно. Единственная из вершин Паргорона, которую он все еще не покорил.
Однако...
- Откуда мне знать, что это не очередная ловушка? – игриво спросил Оргротор.
Мазекресс улыбнулась. Ее астральная проекция была удивительно прекрасна, она казалась живой богиней – и в то же время это был только Ярлык. Истинное тело Сердца было гораздо больше Оргротора, было больше даже его дворца. Любому другому она казалась бесформенным чудовищем, горой пульсирующей плоти.
Но Оргротор видел суть. Видел душу. И, как... мнэ... божественному Фаллосу, ему нравилось то, что он видел.
Огромное, но прекрасное создание. Полное жизненной силы и нерастраченной любви. Во всем Паргороне Мазекресс была ему ближе всех по духу, по образу мыслей.
Тем сильнее становилась его ненависть, когда они в очередной раз начинали враждовать из-за эгоистического следования своим интересам. Мазекресс пыталась использовать Оргротора, Оргротор – властвовать над Мазекресс.
У них были общие цели, но каждый желал лидировать. Они оба хотели составить пару, но каждый хотел быть в этой паре главным. Каждый возвышал себя и свое видение того, каким должен быть Паргорон.
И каждый принижал заслуги другого.
Иногда чаша терпения переполнялась. Около тысячи лет назад они по-настоящему воевали. Чудовища Оргротора брали штурмом Мазекресс, а та успокаивала их своими песнями, ломала волю и обращала против создателя.
При этом она их еще и трансформировала. Она всегда считала, что может сделать лучше. Всегда находила, что можно исправить или усовершенствовать.
Но в одном она уступала Оргротору. В отличие от него, Мазекресс не могла создавать жизнь с нуля. Только менять уже существующее. И Отец Чудовищ не упускал возможности об этом напомнить.
- Зря мы столько раз ссорились, - сказал он, касаясь изящной руки Ярлыка. – Нам просто следует принять себя такими, какие мы есть. Я несу детородную силу Древнейшего и создаю жизнь. Ты же – Сердце этого мира. Тебе следует принять это и задуматься о своем главенстве над ла-ционне... над всеми обитателями Паргорона. Мне же оставь то, ради чего существую я.
- Оргротор, я прекрасно понимаю, что ты пытаешься меня уязвить, - мягко ответила Мазекресс. – Былые обиды заставляют колкости плясать на твоем языке. Но ты должен понимать, что я воплощаю не тривиальный кусок плоти, не буквально анатомический орган, а саму любовь Древнейшего. Больше всего он любил творение. Я не могу без этого.
- Да... Я понимаю. Я тоже воплощаю не буквально... орган...