Вор весны

— Позволь мне упасть. Ты слышала слова Зеры. Я не могу закрыть его, пока она не прикажет мне. Если я не…

Пожалуйста… — я задыхаюсь на слове, — не проси меня об этом. Я сама решу, когда тебя отпустить, Луливер! И это не сейчас. Этого не будет никогда. Я не отпущу тебя. Клянусь.

Он улыбается, это самая худшая, самая скверная улыбка в моей жизни. Улыбка поражения. Улыбка умирающего, дающая секунду отсрочки.

— Спасибо.

— Не благодари меня, — шиплю я. — Благодарность звучит как прощание. Не благодари меня! Поднимайся!

Я тоже могу ему приказать. Я знаю его имя. Я могу заставить его стать эгоистом, заставить пойти со мной, и черт бы побрал весь остальной мир. Меня это не волнует. Меня не волнует ничего, кроме него.

Я протягиваю свободную руку, напрягаясь в хватке Аполлона.

— Пожалуйста, — тихо говорю я, вытягивая пальцы как можно сильнее, — пожалуйста. Просто возьми меня за руку. Мы найдем другой способ решить эту проблему. Возьми меня за руку. Просто возьми ее. Все буде хорошо. Все будет хорошо, просто…

Слезы катятся по моему носу, капая на его окровавленные щеки. Его золотые глаза блестят.

— Я люблю тебя, Персефона, — говорит он и тянет хлыст, пока тот не вырывается из моей хватки.

Он медленно падает, его огромные изувеченные крылья раскинуты за спиной, перья взметаются в воздух между нами. Его глаза прикованы к моим, пока он не исчезает в яростном белом свете внизу.

— Нет! — реву я, и хотя это глупо, по-идиотски и бессмысленно, я пытаюсь броситься за ним. Аполлон удерживает меня, но я борюсь с ним. Это все равно что бить кулаком по камню, бороться с камнем, но потом… его хватка ослабевает. Мои удары становятся сильнее. Он отстраняется от меня его глаза удивленно округляются.

Сила, тепло, мощь наполняют мое тело, пульсируя от запястья. Кровь словно превратилась в лаву. Земля кажется частью моей кожи, грохоча подо мной.

— Что… — Зера замирает.

Моя спина горит, дрожит от энергии. Что-то вырывается из моей кожи.

Вдоль лопаток разворачиваются бронзовые крылья и тянутся к солнцу, которое, я знаю, должно быть где-то наверху, даже когда воздух вокруг меня пульсирует от плотного, мрачного холода. Они огромные, тяжелые и мускулистые. Я прогибаюсь под их весом.

— Это невозможно, — говорит Арес. — Она… она не может быть…

Я поворачиваюсь к дыре. Теперь у меня есть крылья, я могу дотянуться до него, могу найти его…

Чья-то рука хватает меня за запястье. Снова Эметрия.

Она качает головой.