Вор весны

— Почему вы не…

— Потому, что мы никогда не были уверены, кому он предан, — перебивает Артемида. — Он почти не скрывал своих чувств к матери, но она все еще оставалась его матерью, и он был юн. Всегда была шанс, что он использует нас, чтобы примириться с ней. И кроме того, он действительно хорошо постарался в последние годы, изображая из себя злодея. Можешь ли ты винить нас?

Да. Уверенно. Но не больше, чем могу винить себя.

Я открываю двери. И тут мне приходит в голову, что больше никто, кроме Аида, не должен мочь открывать их, но я всегда могла. Он дал мне эту силу задолго до того, как отметил меня, задолго до всего остального.

Аид.

Теперь я правящий Аид.

Это имя наполняет меня ужасом. Оно не мое, оно принадлежит ему, я не хочу этого, заберите его!

— Я так понимаю, ты хочешь использовать это место в качестве своего прибежища, теперь, когда ты публично заявила о своей преданности? — говорю я Эметрии, когда мы переступаем порог.

— Если ты не возражаешь.

— Не возражаю, — говорю я, направляясь к тронному залу. — Можешь делать с этим местом все, что захочешь. Можешь просить меня о чем угодно, делать со мной все, что угодно. Но у меня есть условие.

Эметрия сглатывает.

— Да?

— Когда мы соберем достаточно большие силы, я снова открою печать и отправлюсь в Тартар, чтобы вытащить его оттуда.

— Сефи, мы даже не знаем… С появлением твоих способностей он почти наверняка…

— Луливер жив, — говорю я ей. — Он провалился в Ад, в самую глубокую яму. Мир лишь думает, что он мертв, но это не так.

— Сеф…

Я закатываю рукав. Метка Аид виднеется на моем запястье, она она сформирована лишь наполовину. Наполовину серебристая, наполовину черная.

Потому что сила не полностью моя. Я разделяю ее.

По лицу Эметрии пробегает незаметная дрожь облегчения. Аполлон тоже выглядит облегченным, и Ирма. Даже у Артемиды плечи расслабляются, совсем немного.

— Он жив, — говорю я более решительно, — и я хочу, чтобы вы помогли ему вернуться.