Полетим… и мы – полетели…

22
18
20
22
24
26
28
30

– Это вы звонили, – на ее лице промелькнула тень или возможно солнечный луч, такое бывает поздней осенью, когда небо становится отчаянно ледяного цвета и сквозь грязные дождевые тучи внезапно пробивается сгусток ушедшего кажется навсегда настоящего летнего тепла, оно не способно разбить лед и мало что способно изменить, но все равно дает надежду.

Я нес ей надежду, которую она не могла, но безумно желала обрести….

– Да, могу пройти? – я ответил и задал свой вопрос.

– Входи…, – она отошла в сторону.

В этой квартире были зашторены все окна, а свет горел только в одной комнате, там, где на полу валялся затертый футбольный мяч, на стенах фотографии парусных кораблей, в углу офисный рабочий уголок с неновым компом и коллекцией солдатиков в странных доспехах и невиданным мной ранее всевозможным холодным оружием. На диване прикрытым клетчатым пледом лежал раскрытый фотоальбом.

– Можно я посмотрю: Спросил я у пустоты за своей спиной.

– Да, – ответила пустота.

Это был он…. Мой Вовка таким, каким он был в детстве и уже взрослый – из моего сна: вот он улыбается, вот грустит, в компании друзей и совершенно один, на лоне природы и посреди местных каменных джунглей, где то на крыше высотки, видимо, пытается дотянуться до неба или быть ближе к солнцу….

Я закрываю альбом и вновь начинается наш скомканный разговор, состоящий из рубленых фраз, многозначных слов и замолчанных важных смыслов, заблудившихся среди ненужных вопросов.

– Я никогда не видела тебя…..

– Я очень старый друг…. Мы виделись в последний раз, когда за ним приехал отец…

– Да, тогда я потеряла его в первый раз…. Если бы его отец не разбился на своем проклятом мотоцикле, возможно я так никогда и не вернула Вову себе… Ты точно не знаешь, где он и что с ним случилось?......

– Нет, – вру я. Мне хочется расспросить ее о любимых занятиях Вовки, о том, как он стал диггером, зачем и куда он отправился в тот злополучный день, но малодушничаю, так и не могу набраться сил сделать это, а лишь шепчу сквозь сомкнутые зубы: Простите…, – и тороплюсь распрощаться, и уйти, но все же, задерживаюсь у выхода из квартиры, чувствуя спиной ее, молящий и одновременно обвиняющий – взгляд.

– Если ты что-то узнаешь про Вову, ты мне позвонишь, спрашивает его мать у моей спины.

– Да, я сделаю все что смогу, – отвечаю я осеннему лучу, возможно, последней надежде снова зажечь свет смысла в ее жизни.

Начало Пути… Ведающая Мать 4 и 5

Домой я решил добираться пешком, чтобы обдумать все происходящее и кажется, сделал это зря. Осень, солнечный день, но мгновение – хлопанья серых крыл и набегают тучи, закрывая все небо, идет холодный дождь стеной и невозможно укрыться от этого холода…. пронзающего тебя насквозь, я потыкался в пару ближайших подъездов чужих домов, словно стая мамонтов притаившихся и навечно застывших на этой незнакомой улице, месте ставшим их последним пристанищем, но везде стоят домофоны и кодовые замки, наконец мне посчастливилось найти временный приют в заброшенной трансформаторной будке. Я прислонился спиной к грязной кирпичной стене, и прикрыв глаза, выдохнул из себя накопившуюся за этот день серую муть, простую человеческую усталость. А когда открыл их, услышал чьи-то приближающиеся голоса:

– Лысый тащи ее сюда, хорошее место, тихое…

– Помогай Щегол, ты тоже хочешь сладкого, – ответил второй.

Я замер в тени сваленных в трансформаторной будке отсыревших картонных ящиков и наблюдал, как две живые тени затащили в мое убежище третью.