При свете дня окружающая местность не выглядит такой мертвой как прошедшей ночью, более того пройдя метров пятьсот я выхожу уже к вполне жилым домам, на протянутых во дворах бечевках сохнет ветхое но чистое белье, за одним из поваленных заборов я вижу теплицу сколоченную из старых оконных рам в ней гирлянды зеленых, желтых и алых шаров – поздних уральских томатов, меж изумрудных листов на грядках прячутся бледно белые и полосатые зеленые поросята – кабачки, за кривым посеревшим от времени, меж тем на солнце мерцающим серебром сараем лежит огромная оранжевая тыква, пять минут спустя я начинаю узнавать эту местность, это район находящийся всего в паре километров от моего родного дома, бывшая деревня, а теперь типовой пригород называемый в народе Костырево. Возможно, тебе это прозвание не скажет ничего…. Я знаю, что в исконной топонимике Костырева лежит прозвище Костырь – так называли в стародавние времена заядлых игроков в кости. До того как кости стали принадлежностью азартных игр, они были магическим инструментом, который использовался древними народами для предсказания судьбы. По всей видимости, родоначальник деревни Костырево был заядлым игроком в кости.
А еще я слышал, что до и после 1917 года в этих местах долго был воровской притон и все те же трущобы, и полицейские и даже доблестные чекисты и нквдешники боялись сунуть сюда свой нос, а к 1950 годам это уже была типичная деревня – пригород Перми.
А сто или двести тысяч лет назад здесь шумели вековечные леса и в самой глубине их подальше от человеческих глаз обустроила свое жилище Ведающая мать.
Так было, земля, на которой возник мой город, начала заселяться с глубокой древности, первые люди пришли сюда 250 – 300 тысяч лет назад. В то время Рифейские горы были выше на их вершинах стояли ледники, климат был – более тёплый и мягкий, повсюду по огромным лугам в долине Камы реки бродили древние быки, большерогие олени, пещерные медведи и последние стада мамонтов.
Задумавшись, я не заметил, как исчез мелькавший то у моих ног то в паре метров впереди Рыжик, между тем я стою у собственного дома, на часах семь утра, я еще успею переодеться и отправиться на работу….
Я ветер…6
Я чувствую необыкновенную легкость, шагая сквозь листопад, шурша палой листвой, подставив лицо ветру – касания коего невесомы как касания солнечных лучей сквозь бескрайнее ледяное такое синие и такое чистое сегодня небо несущее надежду всему живому.
Мне хорошо, и только окружающие люди видимо, как и я, опьяненные прелестью этого солнечного осеннего утра ведут себя немножечко странно. Они отвечают на улыбку улыбкой, но иногда случайно задевают своим плечом, наступая мне на ногу, как будто не замечая, а типичная трамвайная старушка с авоськой пивных бутылок садится на одно со мной трамвайное сидение прямо мне на колени, я смеюсь, встаю, пересаживаюсь на другое свободное место, а она тихо матерясь, собирает с пола вагона рассыпавшиеся пивные бутылки.
Мое настроение не портится даже тогда, когда охранник, сидящий в стеклянной будке у входа в наш офис местного еженедельника «Политком-Прикамье» не отвечает на мое приветствие, а коллега – журналист Семен как будто не замечает мою протянутую ему для дружеского рукопожатия руку. У каждого может быть плохое настроение, а вот у меня сегодня оно – хорошее.
На работе все как всегда, я сижу за компом и решаю поставленные передо мной еще три дня назад задачи, собираю во Всемирной паутине материалы на одного пермского депутата, желающего стать нашим новым губернатором, в основном ориентируясь на серьезный компромат. В столовую на обед решаю не идти, совершенно не хочется есть, в желудке еще трутся румяными бочками бабкины капустные пироги, а на губах и во рту вкус ароматного травяного чая.
Под конец рабочего дня в наш офис заглядывает Кэт, Катюша из соседнего офиса – они занимаются продажей внутренних туров. Я привстав с офисного стула весело машу ей и предлагаю вместе пойти поужинать в какой-нибудь милой кафешке. Кэт делает вид как будто меня не замечает. Мне немного обидно, у нас не было серьезного романа, так легкий флирт, один раз мы поцеловались, смешав коньяк и мартини на очередном корпоративе, но мне всегда казалось, что я ей нравлюсь, а теперь она демонстративно меня игнорирует.
В слегка расстроенных чувствах я решаю отправиться до своего дома пешком, благо это всего четыре остановки. Северную дамбу отремонтировали и мимо меня мчатся, дребезжа на поворотах старые пермские трамваи, эти большие красные звери.
Наш офис расположен в старом купеческом здании по улице Сибирская.
Когда-то еще до переворота 1917 года улица Сибирская вела на тракт с одноименным названием, потому как вел он из Москвы в Сибирь. Еще в XVIII веке по этому тракту наши купцы и другие торговые люди переправляли товары на Восток.
Есть у нас в Перми и улица Уральская. Те, кто проживают на ней, наверняка радуются близкому соседству с цирком и парком культуры. Однако ранее эта улица называлась Ново-Кладбищенская и вела к Мотовилихинскому кладбищу. В советское время на его месте построили парк им. Свердлова, церковь снесли, и теперь вместо нее стоит обычный жилой дом.
Во все времена имена улицам в нашем городе давались исходя из определённых логических принципов основания. Те улицы, что шли по направлению к Каме получили названия уездных городов Пермской губернии. Исключениями стали Дальняя, Брюхановская, Ермаковская, Биармская. Улицы, пересекающие их, должны были получить названия связанные с церковным бытованием, но это так и осталось намерением, церковные названия закрепились только за Монастырской, Петропавловской, Покровской, Вознесенской, Екатерининской, Спасской. Однако эти «старые» названия просуществовали не так уж долго. В 1920-ые им вместе с советской властью на смену пришли другие. Появились улицы Троцкого, Зиновьева, проспект Красной Армии и т.п. Советские переименования тоже имели свой закон основания. Города унифицировались, как и всё общество. В каждом населённом пункте человек находился в одной системе координат: Ленина, Крала Маркса, 25-го Октября и т.д. В 21 веке наши городские власти вознамерились вернуть пермским улицам старые названия и я вновь иду по Сибирской боле 70 лет прожившей как ул. Карла Маркса. Я понимаю, что история живая, но мне не нравится когда ее убивают, мне дороги все названия, все истории моего города, я хочу чтобы эти стены и камни заговорили, мне не нравится лишь посредственное молчание бетона типовых застроек и безвкусный шик модерн современных блоко-кирпичных уродцев, впрочем, я мало разбираюсь в архитектуре, и еще ничтожно мало знаю об истории своего города и окружающего мира, наполненного позабытыми тайнами и неразгаданными еще загадками…
Слушая истории, которые рассказывали мне чужие улицы я незаметно добрался до своей. У моей улицы короткая история. Улица Коммунистический интернационал молодёжи, а иначе КИМ до 1950-х годов именовалась то Пухарёвская, то Соколовская, когда то брала и сейчас берет свое начало от небольшой речки Ива, прозванной так от обилия разросшихся по ее берегам плакучих ив.
Вот и мой дом, птицей взвиваюсь на второй этаж и вставляю ключ в замочную скважину родной выкрашенной в изумрудный цвет входной двери, вернее пытаюсь вставить… почему – то он не подходит, я пытаюсь открыть второй замок – та же история… Стою у родного порога растерянный и потерянный, в голове не одной здравой мысли, вернее мысли сплошь какие то не здравые, например мама зачем-то сменила замки, причем оба сразу, нашу квартиру захватили аферисты. От непонимания происходящего, в надежде, что мама раньше срока вернулась с дачи и дома, я звоню в дверной звонок, а затем ногою с обиды пинаю родную дверь: почему ты не хочешь меня впустить.
Словно отвечая на мои возмущенные мысли, входная дверь неожиданно открывается, на пороге стоит здоровый рыжий детина, с седой бородой в растянутой черной майке и семейных трусах.
– Кто здесь хулиганит…!!!, – ревет этот оживший мамонт, добавляя к своему вопросу пару матерных слов, с достаточно резким и неопрятным для восприятия значением.
ebooksa