Свистопляска

Под эти мысли Николай задремал. «Не сгореть бы…» – ещё подумал, нащупывая рубаху.

Но вскоре проснулся. Показалось, будто за плечо дёрнули. Полез в башмак, достал из нутра часы. Хо-хо, полтора часа загорал. Будет сачковать. Николай подошёл к реке, ополоснул лицо, и тут вдруг почувствовал запах гари. Обернулся. Из-за пригорка валил густой дым. Не помня себя, кинулся к дому. Выскочил на дорогу, и сердце сжали чьи-то ручища. Не поверил. Глаза старые, всякое может привидеться. Чужими ногами добрёл до места. Сухо и зло трещало дерево, объятое огнём. За домом пылала баня. Вокруг-ни души. По щекам побежали слёзы. Николай кинулся к колодцу и тут же отпрянул. Обдало жаром, как из печки. Тогда стал рыть пальцами землю и кидать горстями в пекло. Земля больно вонзалась под ногти, но он не чувствовал…

Дознаватель райотдела Шамов рисовал в блокноте стихийную композицию, состоявшую из рваных, изломанных фигур. Начал с большого треугольника, на него принялся громоздить всякую всячину. Получалось вроде башни. Ручка нервно выводила психоделический натюрморт. Чтобы придать этой белиберде хоть какой-то смысл, Шамов подписал внизу: «Las Vegass». Бросил ручку, встал к окну и закурил.

Сегодня у него был день рождения. Двадцать восемь. Вечером ждали дома, намечалось застолье. Жена обещала удивить каким-то блюдом. Интересно, чем? Окорочка в майонезе что ли сделает? Неплохо бы. Страшно захотелось опрокинуть рюмку, закусить «крабовым». Для начала. Шамов опять сел за стол и стал разглядывать абстракцию. Бред собачий…Сегодня надо пораньше смыться.

В органы Шамов пришёл после юридического. В старших классах загорелся мечтой стать адвокатом. Насмотрелся тогда американских триллеров. Хотел иметь шикарные апартаменты, кувыркаться с сексуальными клиентками, и громить в суде тупорылых прокуроров, спасая невиновных. Всё казалось просто. Главное – поступить на юрфак. А поступить было сложно, конкурс – 20 человек на место (коммерческих вузов в те годы у них ещё не открыли). Народ быстро почуял, кто гребёт деньги в капиталистическом обществе.

– Даже не суйся! – сказал ему отец.

Он сам работал на машиностроительном заводе, в должности начальника ПТО (производственно-технического отдела). В родне, состоящей из работяг, считался чуть ли не министром. «В люди Михаил выбился» – говорили родственники. Однако во внешнем мире отец был такой же нуль, как остальные Шамовы. И помочь с поступлением не смог. А ведь по пьяни хвастался знакомствами, связями. Как дошло до дела – спёкся.

Выручила мать. Она была зав.отделением в детской поликлинике. Знала некоего Потапова, который курировал в мэрии строительный департамент. Кого-то она у него лечила. Потапов свёл её с братом декана юрфака. Короче, всё устроилось. Сколько родители тогда выложили, он не интересовался.

Учился, получил диплом. Потом тыкался в разные конторы. Но там уже кто-то сидел на его месте. И здесь без хорошего «толкача» было не пролезть. Люди посоветовали – начни с органов, изучи всю изнанку, наберись опыта. А когда будешь знать все ходы и выходы – с руками, ногами оторвут. И вот он уже четыре года как в полиции. За это время его юношеский романтизм поутих. Насмотрелся на этих адвокатов. Шестёрки…И чем круче клиент, тем крепче поводок. Бегаешь как савраска. А здесь, в ОВД, он – власть, сила. Шамов полюбил внушать страх и трепет, когда ёрзают перед ним на стуле, выкручиваются, а он смотрит так спокойно, улыбается и вдруг…хрясь по столу кулаком: «Хватит мозги ебать!». Однажды ехал в автобусе. Подходит контролёрша, хорошенькая такая стервочка.

– Вы обилечены?

Шамов усмехнулся, не спеша вынул красные корочки.

– Ой, простите, молодой человек.

– Да всё нормально!

Вдруг на остановке залетает орава гопников. Стоят бухие, с пивными банками, понтуются. Проезд оплачивать, естественно, не собираются. Один начал клеить контролёршу. Ржёт на весь автобус. Саша Белый, мля. Шамов срывается, тычет корочку ему в рожу: «Слушай, ты, мудак, сейчас берёшь своих отморозков и валишь на хрен. Если мне ещё раз попадёшься, так разделаю – папа, мама не узнает». Вау! Это было что-то. Пассажиры едва не захлопали. Одна тётка даже прослезилась. А контролёрша «поплыла». Бери за ручку и веди в постельку. Жаль, мобильный не спросил. Сидел весь такой герой. Переиграл малость.

Поначалу его занимали эти игры в «крутого полицейского». Чувствовал себя избранным. Девочки строили глазки, кокетничали. Особенно, если при полном параде гарцуешь. Но ему же, супермену общественного транспорта начальство устраивало периодические головомойки. Сослуживцы фамильярничали, по-свойски подкалывали. В отделе он был как все. Обычный «летёха», у которого коллеги стреляют сигареты. Ни лучше, ни хуже остальных. Шамов. Нуль, пешка, Вася Пупкин. Разве это власть?

А зарплата? Любой занюханный коммерс получает в разы больше. Жена тоже бюджетница, учитель географии в школе. Живут от зарплаты до зарплаты. Скандалят, когда с деньгами напряги. А сосед-водила евроремонт себе в хате отгрохал. А ведь судимый, гнида. Сволочная житуха. Даже если не брать барыг, простые работяги больше имеют, чем он. Сверхурочные всякие, премиальные, где-то шабашат. Нервов – никаких. Нажимай свои кнопки, да кури. Отпахал восемь часов – со спокойной душой иди домой. Водку жри или бабу тискай – выбор за тобой. А у него, у Шамова, что? Один алкаш порежет другого, тебя среди ночи дёргают из тёплой постели. Надо, Шамов, надо!

С карьерой – полная хрень. Одни погоны чуть ли не каждый год меняют, на «бэхах» разъезжают, другие – разгребают всякое дерьмо и добираются до работы общественным транспортом. Ладно, хоть бесплатно. Пока.

Чтобы отвлечься от депрессивных мыслей, которые всё чаще давили на психику, Шамов стал читать заявление старика-погорельца. Через пятнадцать минут он должен сюда нагрянуть. Здесь дело ясное, беседа не затянется и можно пораньше улизнуть. «Заява» – лажовая, дураку понятно. «Всю жизнь работал в поле, на комбайне…Ага, ещё про доску почёта напиши!…Имею орден за заслуги…И чё? При коммунистах всем давали ордена, грамоты, только ходи на демонстрации, носи лозунги…Растил хлеб…На кой хрен это-то писать? Чё за народ! Можно подумать всё на халяву делал. Зашибал ведь, мама не горюй! Комбайнёр…».

Шамову расхотелось перечитывать чужое нытьё. Своих проблем – докуче. Он взглянул на часы. Сейчас припрётся. Пенсионеры не опаздывают, старая закалка. И тут в дверь постучали.

– Входите – крикнул Шамов.