— Прошу прощения, Кимура-сэнсей, но я не хочу об этом говорить. Это личное.
— Нападение на вас считаете личной проблемой?
— Совершенно верно. Я разберусь с этим. Обещаю, что школа не понесет какого-либо ущерба от моих действий. За разбитое окно я заплачу.
В кабинете повисает тишина. Первым в себя приходит физрук:
— Мы должны вызвать полицию, начать расследование! Расспросить школьников о произошедшем, выявить зачинщика! Вопиющий случай, такое нельзя оставить без внимания!
Словно сова, поворачиваю голову в его сторону и говорю:
— Ивасаки-сэнсей, разрешите я процитирую вам одно положение, которое максимально полно опишет текущую ситуацию?.. «Человек, попавший в неприятную ситуацию по причине козней врагов, не должен их ненавидеть за это или презирать. Нельзя быть небрежным в выборе возможного ответа. И нельзя показывать свои устремления окружающим — ни жестом, повинуясь внезапному порыву, ни криком отчаяния или боли. Ваши враги могут услышать или увидеть это и постичь тайную суть мести, которую вы задумали. Помните об этом и отвечайте адекватно чужим злодеяниям»… Книга «Трех колец». Первый официальный трактат, посвященный воспитанию абэноши и тому, как им стоит поступать в сложных жизненных ситуациях.
— Это вы к чему, Тэкеши-сан? — удивляется физкультурник. За меня отвечает госпожа Накадзима.
— Согласно эдикту Его Императорского Величества, одаренные приравнены в правах к самураям. И вопросы чести могут решать сами, не привлекая к этому полицию или другие государственные структуры. Да, после совершения мести они подсудны и предстанут перед властями. Но то, как именно одаренный ответит на чужую подлость и удар в спину — исключительно их личное дело. Мы не имеем права вмешиваться в это.
Я даже зауважал старуху. Я эту мишуру вычитал вечером, разбирая выданные Мураками буклеты. Меня еще позабавило, что помешать мне отрубить кому-нибудь голову официально не могут, а вот судить потом за это и влепить пожизненное — уже вполне в рамках законодательства. Скорее всего отсидку в тюрьме заменят на работу в закрытом заведении для одаренных. Но выверт менталитета — просто отвал башки. Все, как любят японцы — наискосок и с древними ритуалами в придачу.
Поднявшись, снова кланяюсь:
— Накадзима-сэнсей права. Я лишь повторю снова: мои действия никоим образом не отразятся на школе. Но, если господин директор считает, что я создаю проблемы, то могу завтра подать заявление об уходе. Мне предлагали государственный лицей в Мисиме. Я отказался. Хочу закончить старшую школу Мейхо.
— Если ко мне прийдут люди из полиции, я буду расстроен. Надеюсь, этого не случится, — роняет в ответ Кимура. Директор не хочет упускать синицу в руках. И как именно я буду гасить возможный конфликт — его якобы не касается. Главное — не выносить скандал на люди.
— Домо аригато гозаймасу, Кимура-сэнсей. Благодарю за оказанное доверие. С вашего разрешения, я бы хотел сейчас пойти домой. Отдохнуть.
Жду, склонившись в поклоне, разглядываю замотанную бинтом руку. Медсестра не просто промыла и обработала царапину. Она постаралась из меня сделать героя эпической битвы. Дай ей волю и голову бы в белоснежный кокон замотала.
— Конечно, Тэкеши-сан. Можете идти. Я вас отпускаю.
В классе бедлам. Пока математика нет, народ разбился на кучки и с жаром обсуждает произошедшее.
На входе переминаются Митио и Широ. Втыкаю большой палец под реберную дугу толстяку и тихо спрашиваю:
— Ведь знал, что Мияко подговорила ухажера? Знал и не сказал. И Широ не дал рот открыть… У меня было двое друзей. За которых я битой по башке получил и чуть не сдох. Но я вас от банды Хаяси прикрыл, не дал на деньги разводить. И вы так отплатили…
Отпускаю испуганного Митио и бросаю через плечо: