— Я не могу сказать.
— Почему не можешь?
— Я пообещал не говорить.
— Эли, ты должен говорить нам правду, — настойчиво потребовала мать.
Эли мучительно побледнел.
— Я не могу, — шепотом повторил он, — я пообещал не говорить ни вам, ни Алекто, а обещания ведь нужно сдерживать, верно?
— Первое, что ты должен делать — это хранить верность семье, — строго заметила мать.
Эли стоял, опустив голову и покраснев так сильно, что глаза и даже волосы стали влажными. Алекто стало его жаль.
Внезапно он встрепенулся.
— Я знаю, что делать.
— Куда ты? — крикнула вслед мать, но он уже выбежал из покоев.
Вскоре он вернулся, ведя за руку Каутина. Мать вскинула брови.
— Я пообещал не говорить ни вам, ни Алекто, но про Каутина речи не было, — восторженно заявил он и тут же принялся что-то громко шептать брату на ухо, прикрываясь ладошкой.
— Он говорит, что она спрашивала, нравится ли Алекто его величество, — начал Каутин и нахмурился. Эли активно закивал и продолжил что-то тараторить шепотом. — А еще спрашивала, что вы, миледи, — посмотрел Каутин на мать, — обсуждаете с его величеством, и… что? Повтори? — Эли, фыркнув, повторил, возмущенный медлительностью брата. — Аа… и еще что-то про свободу, но Эли не запомнил, — докончил Каутин, выпрямляясь.
— Кто это спрашивал? — потребовала мать.
Эли, встав на цыпочки, шепнул два слова Каутину.
— Леди Рутвель, — произнес тот, глядя матери в глаза.
Мать долго не отвечала.
— Хорошо, — произнесла она наконец. — Ты можешь идти, Каутин. А ты, — повернулась она к Эли, — сделаешь для нас кое-что.
Эли неуверенно кивнул.